— Еще бы.
— Тогда зачем спрашиваете? Наверное, хватит об этих ребятах. Надо вспомнить и о других людях. Константинов был моим заместителем. Неплохой профессионал, но писатель.
— В смысле?
— Спал и видел, как бы занять мое место, поэтому день за днем строчил на меня в центр всякую пакость.
— Каков результат?
— Он добился своего и стал-таки резидентом. — Павел Григорьевич сделал выразительную паузу. — В братской Северной Корее.
— Лихо!
— Тот человек, к которому приходили все его «эссе» — мой давний друг.
— Теперь мне все ясно.
— В восемьдесят девятом Константинов ушел на повышение. В том году больше никого к нам не прислали.
— Кого назначили на его место?
— Глушкова, а Самойленко пошел на его место и стал старшим помощником.
— Что было потом?
— Мне и Глушкову на год продлили командировку. Юра в конце девяностого вернулся в Союз, через полгода поехал во Францию, там, говорят, сработал просто блестяще. Еще вопросы?
— Если вы не против.
— Не стесняйтесь, молодой человек. Нам, древним старикам, почесать языком всегда в радость.
— Скажете тоже. Какой же вы старик?! — тонко польстил я. — А не знаете, где теперь ваши бывшие подчиненные?
— Новоселов и Самойленко еще служат, — последовал ответ. — Грабовецкий в начале девяностых ушел, я бы сказал, в теневые структуры.
— Заделался бандитом?
— Скорее бизнесменом с ярко выраженным силовым уклоном. Потом что-то у него сложилось не так. В общем, сразу после дефолта он уехал из страны и возвращаться вроде бы не собирается. — Павел Григорьевич опять закурил, на сей раз без особого энтузиазма.
— О ком еще вам что-то известно?
— Константинов на пенсии, болеет. Кто еще? Соловьев заделался либеральным демократом, даже депутатом один раз был.
— А этот Глушков?
— Миша? — Старик поднял палец к потолку. — Он запрыгнул очень высоко, не достать. Ушел со службы где-то в середине девяностых. Несколько лет о нем ничего не было слышно, потом всплыл в управлении делами аж самого президента. Насколько мне известно, где-то там до сих пор и трудится.
— Позвольте последний вопрос?
— Ну, если действительно последний.
— Устали?
— Есть немного. Пойду, часок-другой вздремну и опять за стол. Не поверите, сейчас в Москве и в преферанс-то сыграть не с кем. Уж ежели вы меня захватили и держите тут, то позвольте отвести душу.
Я вышел на крыльцо, уселся на ступеньках и накинул куртку на плечи. В это время в средней полосе по вечерам становится прохладно. Ребята устроились рядом. Рик, кавказец размером с хорошего теленка, вышел из будки, повалился у крыльца и пристроил башку между лап.
— Вот и лето прошло, — сказал Граф.
— И отпуск у моря накрылся медным тазом с двумя ручками, — отозвался я.
— Как вообще обстановка?
— Каком кверху, — отозвался Благородный дон. — Все, кто не на задании, тебя ищут. Есть мнение, что ты уже в России.
— Спецура вся на ногах, — добавил разговору приятности Садко. — Рвут задницы на мандариновые дольки, уж больно обижены.
— И как успехи?
— Пока никак. — Садко потянулся. — Шибко ты, братец, хитер.
— Это точно, — подтвердил я. — Хитер и коварен. А как Сергеич?
— Переживает старик, — сказал Граф, угостился сигаретой и передал пачку Геше. — Поговаривают, подсел на валидол.
— В общем, все хреново, — подытожил Граф.
— Кто бы спорил, — согласился я. — Что еще?
— Если ты не в курсе, то я сейчас за начальника отдела, — заявил Благородный дон. — Между прочим, тебя хотели назначить.
— Ерунда. — Я пренебрежительно махнул рукой.
— Так вот, позавчера меня вызывал новый шеф.
— Ну?..
— Сказал, что не очень-то верит в то, будто ты…
— Ссучился, — подсказал Геша.
— Да, именно так. Он велел держать его в курсе. В случае, если ты выйдешь на связь, немедленно доложить персонально ему.
— Успели?
— Ждем твоего решения, — сказал Граф. — Лично я считаю, что в этом есть смысл.
— Что думаешь? — спросил Благородный дон.
— Обождем. — Я глянул на часы и заявил: — Пойду-ка я спать. На завтра дел накопилось невпроворот.
— Минуточку. — Граф положил мне руку на плечо.
— Что?
— Самую неприятную новость принято сообщать в конце.
— Чтобы лучше спалось, — с усмешкой добавил Садко.
— Валяй.
— Из нашей команды сейчас не на задании шестеро. Трое — рядом с тобой. Двое молодых, от них толку как от холодного паяльника в известном месте. А теперь угадай, кто еще сейчас в России?
— Надеюсь, что не…
Вот же черт!
— Предчувствие его не обмануло! — заявил Садко.
Кстати, Садко — это не оперативный псевдоним, а фамилия. Оскар же — вовсе даже не имя, а как раз таки псевдоним оперативника из нашего отдела, с которым мне не очень-то хотелось встретиться на узкой тропинке.
Пять лет назад в отдел после учебы пришли трое новых притворщиков, а задержался у нас только один из них, по имени Игорь. Уже сейчас очень неплохой оперативник, а может вообще стать лучшим из нас.
Только вот никогда он таковым не станет, потому что для этого нужно как следует потрудиться. А вот Оскар, он же майор Игорь Бобров, не собирается до седых волос таскаться по всей планете, рисковать жизнью, зарабатывать язву, как тот же Геша. Этот субъект хочет побыстрее запрыгнуть наверх и нашу службу воспринимает исключительно как трамплин.
Он совершенно напрасно, кстати, полагает, что мы до сих пор этого не поняли. Сейчас, я уверен, Оскар очень старается, рвет, по словам все того же Садко, задницу на дольки, спит и видит, как бы меня сцапать.
Обидно! Я же сам когда-то его учил, а потом натаскивал в реальных делах.
— Грустно, — признался я. — А что остальные?
— Капитан и старший лейтенант на нас, стариков, смотрят исключительно снизу вверх и трепетно ловят каждое слово. Поначалу они было задергались, но быстро въехали, сообразили, что к чему, — пояснил Граф.
— Сидят и не отсвечивают, — продолжил Геша. — Ежу понятно, что хрен бы ты вернулся, ежели бы действительно хоть немного накосячил.
— А что Оскар?
— Ничего, — ответил Благородный дон. — Посидел на совещании, покурил с ребятами, а потом куда-то исчез.
