– Ну? – Куцапов, постаревший, но почти не изменившийся, остановился и слегка нагнулся, чтобы разглядеть меня получше. – Кто такой?
Ксения сказала «кхм-кхм» и потрогала указательным пальцем висок.
– А, нет… обознался, – пробормотал я.
– Вот, Иван Иванович, – обратился Лиманский к старику. – Я ведь предупреждал…
– Пока не вижу никакой трагедии, – проскрипел тот.
– Вернулись вместо Тихона.
– Как вернулись, с синхронизатором?
– Естественно.
– Та-ак… Тихон сам на вас вышел? – Спросил Фирсов, впиваясь в меня взглядом.
Иван Иванович был похож на злого, нахохленного воробья. Его лицо покрывали морщины столь глубокие, что в них запросто можно было устроить тайник. Веки Фирсова вытянулись и превратились в две тонкие складки, мешавшие ему моргать. Из-под кожистых козырьков выглядывали маленькие воспаленные глаза, склонные подолгу смотреть в одну точку. Узкие, как у ребенка, запястья были покрыты старческими пятнами. Иван Иванович носил нарочито старомодный классический костюм, словно подчеркивал, что душою находится в прошлом.
– Ну? Не молчи!
– Вы, наверно, решили, что мы воспользовались вашим прибором? У нас есть свой.
– Сами сделали?
– Да нет же! – Возразила Ксения. – Дырокол мне передал Евгений Петрович.
– Любопытно… – Фирсов перекатил зрачки в сторону Лиманского, и тот боязливо съежился.
– Она утверждает, что мы с ней общались в ином э…
– В иной версии, – подсказала Ксения.
– Ну, допустим. В иной версии. И, мне кажется, это похоже на правду.
– Во всем виноват Отдел, – Ксения встала и прошлась по комнате. Левша внимательно следил за ее передвижением, опуская руку на автомат всякий раз, когда Ксения приближалась к Фирсову. – Война с Прибалтикой, вторжение ООН и новая война – ничего этого не случилось бы…
Все присутствующие перестали дышать и, как один, уставились на Ксению.
– Этого, возможно, не случилось бы, если б не эксперимент, затеянный Отделом. Решение принимал не Евгений Петрович, и уж конечно не я, мы с ним только исполнители…
Левша, качавшийся на металлическом ящике, гулко стукнулся спиной о стену и чуть не выронил оружие.
– Вообще-то всю кашу заварил я, – это признание гортань исторгла с большим трудом, но дальше говорить было намного легче. – Первоначально в прошлое послали меня, вернее того, кем я стал в две тысячи двадцать шестом. Послали с одной лишь целью: переправить синхронизатор на двадцать пять лет назад, чтобы выиграть время на его изучение.
– Две тысячи первый! – Воскликнул Лиманский. – Иван Иванович, вот вам и ответ.
– Гражданка Ташкова передает ФСБ неизвестный прибор, происхождение которого объяснить не может, – не спеша произнес Фирсов, будто восстанавливая в памяти строку из отчета.
– Ташкова – это моя бывшая жена.
– Однако, – крякнул Веселый.
– Я получила задание вернуть Мишу домой, – сказала Ксения. – Но две тысячи шестой сильно отличался от того, что мы ожидали увидеть.
– Продолжайте, – поддержал Фирсов.
– Я хотела предупредить Отдел о последствиях операции, но, как я понимаю, никакого Отдела в данной версии нет.
– Вы сказали, что жили в другом времени – без войн и катаклизмов, – проговорил Иван Иванович. – Пожалуйста, подробнее.
– В каком смысле?
– Прочтите альтернативный курс новейшей истории, – он жестко посмотрел на Ксению. – Хочу проверить, насколько глубоко проработана ваша легенда.
– Поня-ятно, – протянула Ксения и села рядом со мной. – Приняли нас за шпионов.
– Слишком красиво все выходит. Мы двадцать пять лет не могли понять, откуда взялся синхронизатор, а вы приносите готовый ответ. Мы послали людей, чтобы они хоть как-то изменили ход событий, – на следующий день приходите вы и рисуете прямо-таки райскую жизнь. Скажи людям то, что они хотят от тебя услышать, и бери их голыми руками. Я угадал?
– Прибор действительно взялся из ниоткуда. Но это не так важно. Отдел, развернувший эксперимент, исчез. Что теперь делать, я не представляю.
– А делать ничего не надо, это забота Тихона, – подал голос Левша. – Без вас обойдемся.
– Тихон – голова, – поддержал его Веселый.
– Значит, сидим и ждем, когда вернется ваш Тихон и принесет с собой чистое небо и… что там еще?
– И детский смех, – подсказал я.
– В какой год он отправился?
– В тысяча девятьсот девяносто восьмой.
– Вот оно! – Воскликнула Ксения, хлопнув себя по коленке.
– Так-так, – оживился Иван Иванович. – Что вы там еще открыли?
– Кроме Тихона дыроколом кто-нибудь пользовался?
– Это государственная тайна, – сказал Фирсов.
– Тихон первый, кто забрался так далеко?
– Да, – ответил Лиманский, не взирая на протестующие жесты Ивана Ивановича.
– В две тысячи третьем Латвия, Литва и Эстония вышли из состава России. В две тысячи пятом – война с Балтийским Союзом. Потом ввод войск ООН. Для вас это реальные исторические факты, для нас – последствия вмешательства в прошлое.
Иван Иванович запрокинул голову и мелко, по-стариковски, засмеялся. Куцапов выудил из склянки какую-то пилюлю и подбежал к Фирсову, но тот оттолкнул его руку и продолжал трястись, пока на глазах не выступили слезы.
– Наконец-то! – Всхлипнул он. – Я все ждал, когда же вы объявите, зачем пожаловали. Отозвать Тихона! Дескать, все было замечательно, а он взял и испортил. А вы, бугаи, чего уши развесили? Вам бабу симпатичную показали, вы и растаяли! А я еще кой-чего соображаю, – удовлетворенно заметил Иван Иванович. – Варит еще умишко! Николай, давай лекарство.
Куцапов поднес ему новую таблетку, которую Фирсов проглотил, не запивая. Потом он похлопал себя по груди, помогая таблетке провалиться в желудок, и невыразительно, как-то бесцветно, приказал:
– Казни их.
Левша бдительно вкинул автомат, а Веселый, растянув резиновые губы в безразмерной улыбке, отобрал у Ксении машинку.
– Иван Иванович, отложим до завтра! – Запротестовал Лиманский. – Дождемся Тихона с Кришной, а там посмотрим.
– Если б им удалось что-то сделать, вы бы почувствовали перемены уже сейчас! – Отчаянно крикнула Ксения.
– А как же погрешность? Сутки – туда, сутки – сюда.
– Сутки?! У нас разные дыроколы, сравните их!
Ксения порывалась что-то объяснить, но Куцапов уже толкал нас к выходу. Его каменные ручищи работали как поршни – за двадцать пять лет здоровья у этой сволочи только прибавилось.
