– Мы же говорили.
– Нет, не в том смысле. Он вообще исчез. Не только из документов, но даже… как бы это… из памяти. Левша с вашим синхронизатором ходил на двое суток назад, туда, откуда стартовал Тихон. Давай сам, Левша.
Тот неловко поднялся и, положив руку на автомат, как на библию, поведал:
– Дырокол без погрешности – очень полезная штука. Прибыл я секунда в секунду. Только Тихона не было ни в бункере, ни снаружи. Куда же, думаю, он мог запропаститься? Подхожу к Сыру, спрашиваю. А он мне: «какой еще Тихон?». Я к Веселому – он то же самое: «не знаю никакого Тихона». Тогда разыскал самого себя. Но и я его не помнил. Вот ведь! В четверг Тихона помню, а во вторник – нет. Обратился к вам, Иван Иванович. Вы сначала решили, что я тронулся, но когда увидели меня и того меня, который оттуда… – доклад становился все более бессвязным, и, почувствовав это, Левша неловко замолчал.
– Нормально излагаешь, продолжай, – сказал Фирсов.
– Когда вы поняли, что дело серьезное, стали проверять какие-то бумаги. Потом собрали народ, всех опросили. О нем никто и слыхом не слыхивал. Будто в прошлое послали одного Кришну. Я еще удивился: зачем? Он же кроме как голову свернуть, ничего не может.
– Достаточно, – перебил Иван Иванович. – Ну, как вам политинформация?
– Заметает следы?
– Заметает! – Восхитился Фирсов. – Это вам не ножик с отпечатками пальцев. Был человек – и нет человека. Петрович, разве такое возможно?
– Теоретически – вполне. Если в прошлом он сделает так, чтобы не попасть в Сопротивление, то все свидетельства его пребывания в бункере исчезнут.
– Но мы-то Тихона помним. И вещички его у меня остались. Как это объяснить?
– Вот у него и спросите, я же не ясновидящий. Может, недоразумение какое-то?
– Я тоже так думаю, но побеседовать с Тихоном крайне желательно. Нужно перехватить его по дороге в девяносто восьмой и доставить сюда. Пойдут Левша, Николай, Михаил и Мама.
– Прямо семья, – хохотнул Куцапов.
– И я, – добавил Лиманский.
– Само собой, куда же без вас?
– Не годится, – отрезала Ксения. – Пять человек – много шума.
– А вас я бы попросил…
Закончить Фирсову Ксения не дала.
– Нельзя врываться в прошлое галдящей оравой. Время – субстанция капризная, мы в этом убедились.
– И кто же, по вашему мнению, должен идти?
– Я, – звонко ответила Ксения.
Вопреки моим ожиданиям оглушительного хохота не последовало. Засмеялся один Левша, да и тот, не получив поддержки, быстро умолк.
– Как же вы собираетесь искать Тихона, если никогда его не видели?
– Хорошо. Я и Евгений Петрович.
– Вы не учли вот чего: возможно, не все пойдет гладко, и в девяносто восьмом вам придется задержаться. Кто помнит это время лучше всех и в состоянии… ну, хотя бы пройти по улице, не привлекая внимания? Люди очень остро реагируют на чужаков.
– Внедрение в социум. По этой дисциплине у меня пятерка. Мы с Евгением Петровичем представляем Отдел, нам и расхлебывать.
– А по психологии, наверное, был трояк, – улыбнулся Фирсов. – Думаете, я позволю забрать единственного специалиста и увести его неизвестно куда? Ладно, пятерых действительно многовато. Левша остается.
В коридоре к нам присоединился Конь, и мы поднялись наверх. Длинный ряд стиснутых лифтовых дверей указывал на то, что здание когда-то было многоэтажным. Однако разногласия между Ираком и Китаем превратили его в подземелье, засыпанное радиоактивным мусором. Сейчас мы поймаем одного негодяя, Куцапов сломает ему челюсть, и Москва восстанет из пепла аки птица Феникс. Славно. Жаль только, что ничего не выйдет, или выйдет, да снова не так. Уж очень красиво задумано: спасти мир, не напрягаясь. Вот сломать, не напрягаясь, уничтожить, размолотить в труху – это пожалуйста.
– Как насчет оружия? – Поинтересовался я.
– Куда тебе? Ты у нас консультант по жизни в прошлом веке, – ехидно проговорил Куцапов. – Если что, мы с Мамой прикроем.
– А зачем нам Лиманский?
– Он начальник. Меня Тихон не послушает – гордый больно. Да, вот, Фирсов велел отдать, – Колян протянул мне дырокол, обернутый несвежей тряпицей. – Левше понравилось. Нам бы такую технику…
– И что бы вы сделали?
Куцапов промолчал и ускорил шаг. Он, возможно, был хороший тактик, но не стратег. Ему говорили: убей, и он убивал, свято веря, что каждый новый труп приближает его к свободе. А потом возвращался в тридцать восьмой и по знакомой тропинке спускался к бункеру. И снова спускался – на самый нижний из трех уцелевших этажей. Потому, что забиться в нору – это в человеческой природе. Лучше дышать керосиновой вонью, чем созерцать пятьдесят километров руин и постепенно догадываться, что это – навсегда.
Мы погрузились в чудовищный шестиколесный автобус, и Конь, напевая какую-то скорбную мелодию, направил машину к светлеющему вдали лесу. Ко мне подсел Лиманский и, потеребив бородку, спросил:
– Миша, можно с вами на «ты»?
– Конечно, Евгений Петрович.
– Просто Петрович, без Евгения. Здесь так принято. Расскажите мне о другой версии.
– Опять проверяете легенду?
– Да ну, это Фирсов. Ему по должности положено, ты на него не обижайся.
– Когда получаешь что-то бесплатно, о цене не задумываешься. Теперь кажется, что каждый час, прожитый до первого нажатия на эту проклятую кнопку, был наполнен счастьем. И смыслом. Как описать? Ваша молодость, она ведь тоже прошла в спокойную пору. Реформы восемьдесят второго…
– Экономический бум, тридцать семь копеек за доллар, возвращение эмигрантов, реставрация храмов, – мечтательно произнес Лиманский. – Нет, Миша, ничего такого у нас не было. Распад России на карликовые государства, безработица, преступность и гражданская война. Единственное, что не сумели выменять на хлеб и водку – это ядерное оружие. Оно-то нас и сгубило. Мне тогда было двадцать три года, и я не очень переживал за далекий эстонский город. После мехмата МГУ я работал в одном институте, закрытом, но таком же нищем, как и все остальные. Я кушал через день и донашивал дедовы туфли. Какое мне было дело до тех людей на берегу холодного моря? А потом – танки, английские и немецкие. Танки везде. И, знаешь, никто не сопротивлялся. Просто надоело. Пропало что-то такое, ради чего стоило умереть.
– Но вам показали развалины, и оно снова появилось.
– Да, Миша, как ни странно.
– Только я не понял, про экономический бум – это откуда?
– Прожекты Тихона. Он мечтатель. Сядем вечерком, как начнет расписывать… И вот, гляди ж ты, угадал.
– Действительно угадал. Особенно курс американского доллара.
– Неужели? – Поразился Лиманский.
