Происходящее вдруг перестало мне нравиться.
– Который час?
– У нас этот вопрос не имеет смысла, – наставительно проговорил Куцапов, залечивая ущемленное «кувалдой» самолюбие.
– Минуты две, – невпопад сказал Тихон, откровенно рассматривая Ксению.
Мне хотелось надеяться, что он лишь прикидывается, поддерживает реноме шизофреника – фаната какой-то заумной книги, уравнивающего в правах взрывчатку и контрацептив.
Не знаю, почему, но конечный результат меня волновал все меньше: я уже видел, что было до, я уже знал, что будет после, единственное, чем я еще дорожил, – это текущая секунда, плотная пустота под названием «сейчас», но и она стремительно обесценивалась, испарялась сквозь высверленные во времени отверстия.
Ксюша назвала меня пассажиром. Может, оно и к лучшему. Она забыла почти все, что знала, и поступила правильно. Наверно, мне стоит последовать ее примеру. Что нас связывало? Общая беда, слепая ночь в темной камере и причастность к великой тайне. Кого теперь интересуют тайны?
– Дамочка уверяет, что наше настоящее… э… как? версия? ага, только версия, и что на самом деле все не так, – сообщил Иван Иванович. – Будто в двадцать шестом году Россия является богатой и свободной страной, а вся наша история, начиная с Балтийского кризиса – бред сивой кобылы. Поскольку ты вернулся ни с чем, и цветения акаций, то бишь тополей, за окном не наблюдается, – Фирсов картинно оглянулся на забитые жестью рамы. – Можно сделать вывод, что она говорит неправду.
– Совершенно верно, – сказал Тихон. – Никаких параллельных путей не существует. В тридцать третьем все закончилось, и от этого никуда не деться. Акаций не предвидится.
– Но ты же сам!.. – Воскликнул Лиманский.
– Я ошибался. Колян, браслеты у тебя с собой?
– А как же!
– Укрась ими эти тонки ручки, – Тихон взял пулемет поудобнее и направил его на Ксению.
Мои подозрения оформились в ярость, и я потрогал нож. Вогнать его под скулу, прямо в рыжую небритость шеи, потом вырвать оружие и разослать пули во все стороны. Это надо сделать раньше, чем Левша дотянется до курка. И еще – успеть полюбоваться хлещущей из ненавистного горла кровью. Задача не для меня, не для живого человека, по крайней мере. А почему я решил, что останусь в живых после того, как они разберутся с Ксенией?
– Петрович, нам понадобится Майор, – сказал Тихон. – Не в службу, а в дружбу.
– Пусть Левша сбегает.
– Он нужен здесь.
Лиманский поднялся и с видом оскорбленного достоинства прошествовал к выходу.
– Здесь пока еще я начальник, – напомнил Фирсов и вдруг исступленно закашлялся. – Николай, лекарства!.. Что ты, Тихон… Удумал?
– Сейчас объясню. Миша, оставь нас.
Я пошевелил ладонью, и нож, наполовину выскользнув из рукава, уперся рукояткой в согнутые пальцы.
– Миша, подожди в коридоре! – Настойчиво повторил Тихон. – Хотя бы секунд двадцать.
Схватив Ксению, он поволок ее на середину комнаты, но она вывернулась и врезалась головой ему поддых.
– Вот, стерва! – Крякнул Тихон. – За спиной надо было руки… Мефодий, пошел отсюда!!
– Чего разорался? – Спросил Иван Иванович, мучительно заглатывая сухую таблетку. – Николай, воды принеси.
Левша привстал и незаметно снял автомат с предохранителя. Тяжело дыша и придерживая живот, Тихон обошел Ксению сзади и вдруг нанес ей короткий удар под колено. Ксюша вскрикнула и упала.
– Ты зачем бабу трогаешь? – Лениво протянул Левша.
– У меня с ней свои счеты, – Тихон взял ее за ремень и, приподняв, куда-то поволок.
Я, наконец, сообразил, что он просто выталкивает Ксению из кабинета, выносит ее из опасной зоны.
– Куда вы? – Куцапов с пустым стаканом замер, созерцая странную возню на полу, но Фирсов снова разразился надсадным царапающим кашлем, и Колян поспешил за водой.
Стряхнув оцепенение, я подскочил к извивающейся Ксюше и вцепился в ее куртку.
– Тащи, – прохрипел Тихон, отпуская девушку, разгибаясь, поворачиваясь, поправляя пулемет и грустно улыбаясь Левше.
– Где Кришна? – Неожиданно вспомнил Иван Иванович.
– Стареешь, полковник, – Тихон на него даже не посмотрел. Он следил за тем, чтобы очередь, со свистом вырывавшаяся из блестящего шара, ложилась точно в грудь Левши – растерянного, насмерть удивленного.
Потолок всколыхнулся, как затянутый ряской омут, и разошелся затухающими кругами. В комнате стало заметно светлее, откуда-то сверху полилось сияние, но не слепящее, а словно пропущенное через черный фильтр. До двери оставалось около метра, когда закопченная плита над головой бесшумно булькнула и исторгла тяжелый овальный предмет, свалившийся на стол перед Фирсовым.
Тихон бросился ко мне и взял Ксению под руки.
– Дура, не упирайся! – Крикнули мы в один голос.
– Коля! – Жалобно позвал Иван Иванович.
Вылетев в коридор, мы раскатились в стороны и прижались к полу.
– Как дети, – проворчал Майор и зашел в кабинет.
Обиженный Петрович, задумавшись, остановился, и Тихон рванулся было к нему, чтобы оттолкнуть от дверей, но в этот момент внутри что-то низко ухнуло. Лиманского ударило о противоположную стену и отшвырнуло назад, прямо на неловко распластавшегося Тихона. Это был уже не Лиманский, а безобразное мягкое туловище без единой целой кости, с конечностями, сгибающимися, вопреки законам анатомии, в любом месте, с раздавленными глазами и беззубым кровоточащим ртом.
Барабанные перепонки среагировали только на первый звук – потом они отключились и потеряли способность что-либо воспринимать. Я ощущал лишь мощную вибрацию, охватившую здание. Тяжкое эхо в железобетонных конструкциях не умирало, а множилось, пока не превратилось в сильнейшую тряску. Откуда-то сверху заструился песок.
Из дальней комнаты выскочило несколько бойцов. Вместе с часовым они помчались к нам, на бегу передергивая затворы.
Тихон силился выбраться из-под трупа, но тот волочился за ним, окрашивая лужи в оранжевый цвет. Прочертя по полу широкую кровяную дорогу, Тихон сумел-таки подняться и принялся разыскивать пулемет.
Будто с кем-то прощаясь, подвал могуче содрогнулся, и в центре коридора обвалились потолочные перекрытия. Вместе с плитами обрушились горы мусора, отрезавшие нас и от боевиков Сопротивления, и от лестницы. Какое-то время бункер еще шуршал, наполняя пустоты пыльным гравием, потом шевеление прекратилось.
Держась за стену, Тихон доковылял до развороченной дверной коробки и что-то вымолвил, но я не разобрал. Он кинул мне маленький блестящий ключик и вошел внутрь. Слева подползла Ксения. Она потрясла скованными руками и посмотрела на ключ. Отомкнув наручники, я кое-как встал и погрозил ей пальцем:
