– Рекомендую начать с самой сути, – предложил Буре.
– Ну, если по сути, то после травмы я стал видеть и чувствовать чужие мысли.
Глеб испытующе посмотрел на коллегу. Ноль эмоций – Борис Михайлович всегда был блестящим игроком в покер. Хорошо. Теперь можно в подробностях.
– Даже нет, скорее не мысли, а некие, если можно так выразиться, мультимедийные образы. Я могу, представьте, видеть картины, чувствовать запахи, слышать звуки и испытывать самые разнообразные ощущения, уже когда-то кем-то пережитые.
Глеб снова всмотрелся в собеседника. В глазах профессора можно было прочитать все что угодно, кроме недоверия.
– И как же это происходит?
– Это случается при физическом контакте с человеком или предметом. Надо только научиться сосредоточиваться, чем я сейчас и занимаюсь. Хотя все это, признаюсь, порядком изматывает.
Профессор понимающе кивнул.
– А может, для начала стоит поучиться искусственно снижать остроту этого нового для вас органа чувств? В вашей ситуации это было бы очень полезно.
– Да, вы абсолютно правы. Мой психолог тоже об этом все время говорит.
– Психолог? – В голосе Буре впервые с начала разговора почувствовался легкий намек на удивление. Борис Михайлович прекрасно знал: Стольцев не из тех, кто любит поплакаться в жилетку, и уж если он позволил себе прибегнуть к посторонней помощи, значит, ему действительно приходится туго. – Голубчик, не стоит так переживать. Ведь у вас появилась новая способность. Причем уникальная.
– Да я сплю и вижу, как бы мне избавиться от этой уникальности.
– Друг мой, советую тщательно все обдумать. Не стоит резать курицу, несущую золотые яйца.
– Что вы имеете в виду?
– Мне представляется, что этот необычный дар может принести самые неожиданные плоды.
– Каким образом?
Буре задумчиво потеребил свою бородку.
– Уверен, время подскажет. Но, прежде чем думать о том, как избавиться от такого дара, для начала стоит хотя бы разобраться, в чем, собственно, он заключается. Я имею в виду чисто научный аспект.
А это и впрямь толковая мысль. Глеб приободрился.
– Да, было бы здорово, но как это сделать?
– Мы же с вами, батенька, не в кочегарке работаем, а в крупнейшем научном центре. Давайте попробуем привлечь коллег с соседних факультетов. Начнем с физфака или биофака. Хотя, пожалуй, нет. По университету пойдут ненужные слухи. Люди боятся всего, чего не понимают. – Тут Буре ударил в ладоши. – Эврика! Давайте съездим в ФИАН, он же здесь рядом, на Ленинском. У меня там, можно сказать, связи.
Конечно, Глеб был в курсе, где находится знаменитый Физический институт Академии наук, из стен которого вышли как минимум с десяток нобелевских лауреатов. Да, идея и впрямь неплохая. Опять же шанс утечки информации куда ниже. Глеб очень стеснялся слова «экстрасенс» и не хотел, чтобы в него тыкали пальцем – тем более студенты.
– А к кому мы там пойдем?
– К одному очень серьезному ученому.
– Да серьезные ученые меня просто на смех поднимут.
– Серьезные ученые вообще редко смеются, в особенности когда речь идет о неизученных явлениях науки. Нет, я уверен, такой разговор будет и вам полезен, и любопытен академику.
– Академику?
– Сюрприз, сюрприз.
– Вы думаете, он станет тратить время?
– Как миленький. – Буре хитро подмигнул. – Академик – мой сосед по даче. Недавно затеял перестройку и завалил мой забор. Так что за ним должок.
* * *
Оставив утреннюю почту без ответа, Бестужева весь день ломала голову над тем, что написать Стольцеву. Поздно вечером она подсела к ноутбуку, понимая, что дальше тянуть нельзя. После мучительных раздумий Марина решила отшутиться. Медленно, несколько раз переправляя написанное, она напечатала:
Латынь – отнюдь не мой конек,
Я в свой французский больше верю.
Прости, мне было невдомек,
Что вечер для тебя потерян…
С минуту рассеянно поглядев на результат, Марина нажала на иконку «Доставить». Однако уже через секунду ей показалось, что послание вышло чересчур холодным и даже жеманным и что письмо Стольцева заслуживает совсем другого, куда более теплого ответа. Марина поспешно открыла папку «Исходящие» в надежде остановить отправку, но на ее глазах злосчастное сообщение самым подлым образом стремительно упорхнуло в бездонное чрево Всемирной сети.
* * *
Стоя у зеркала, Стольцев отрабатывал всевозможные способы уклонения от физических контактов во время передвижения по университету. Во-первых, он приучал себя все время что-нибудь носить в обеих руках. Например, портфель и пару книг. Для большинства людей этого оказывалось достаточно. Но не для всех. К тем идиотам, которые, даже видя, что обе руки заняты, все равно лезли с рукопожатиями, приходилось применять другие приемы. На этот случай Глеб специально купил в аптеке броский ярко-синий неопреновый бандаж, покрывавший запястье, часть ладони и весь большой палец. Всякий раз, когда кто-то проявлял излишнюю настойчивость, Глеб с виноватым выражением лица поддергивал рукав пиджака, демонстрируя бандаж. Если и это не помогало, в ход шла заранее отработанная гримаса боли, наглядно иллюстрирующая всю глубину мучений «потерпевшего». Ее-то Глеб сейчас и репетировал. Он донельзя наморщил лоб и страдальчески сощурил глаза. Да, вот так неплохо.
Он допоздна не выключал компьютер, надеясь получить ответ от Бестужевой. Письмо пришло только в одиннадцатом часу вечера. Глеб не без волнения открыл его. Какое разочарование! Нет, понять она, конечно, поняла, но почему-то решила свести все к шутке. Может, он был слишком напорист? Ладно, притормозим. Не зная, как ответить на полученную отписку, Стольцев выключил ноутбук и уселся доедать поздний ужин. Вино, буквально пару минут назад восторгавшее его тончайшим букетом, в одно мгновение утратило всю свою прелесть.
8. Божественный Юлий
В управлении, куда Лучко спозаранку привез Глеба, они не без труда разыскали неприметный кабинет без таблички. Там, среди стеллажей, забитых сотнями запыленных справочников, стояли несколько заваленных бумагами столов. За одним из них сидел невероятно худой человек в примечательных очках. От очков просто нельзя было оторвать глаз. Их стекла по толщине могли бы запросто потягаться с линзой антикварного советского телевизора «КВН‑49».
– Здравствуйте, меня зовут Григорий Прохорович Расторгуев, старший эксперт.
Глеб представился в ответ, а про себя подумал, что если бы родители знали, что их сын будет таким картавым, то ни за что не назвали бы его Григорием. В общей сложности шесть «р» в имени, отчестве и фамилии плюс еще два в названии должности человека с таким дефектом дикции были явным перебором даже для проказ известной своим ироничным нравом судьбы.
