Наконец-то выключив воду, Винсент уперся в раковину руками и посмотрел на себя в зеркало. Увы, оно показывало только размытые очертания, едва проступавшие сквозь пыль и грязь. Впрочем, Винсент был готов поспорить, что лучше себя сейчас и не видеть. К тому же, кто знает, может быть, в зеркале отразится вовсе и не он.
В дверь постучали, и Винсент едва не подпрыгнул от неожиданности.
– Винс? – раздался голос Кристины. – Можно?
– Конечно.
Она открыла дверь и нерешительно помялась на пороге.
– Тебе не понравилась комната? – спросил Винсент.
– Что? А, нет, она чудесна. Я хотела узнать, как ты.
С раздражением он снова отвернулся к зеркалу.
– О, только ты еще не начинай!
– Беспокоиться стоит о каждом из нас, иначе мы бы не приехали сюда.
– Обо мне точно не стоит.
– Разве?
– У тебя ведь тоже есть вопросы. И ответы на них ты хочешь получить именно здесь. Что тебя волнует, Кристина?
– Я хочу понять вас, особенно тебя и Фредерика. Хочу понять, зачем Лукас интересовался мной. Ты знаешь, он прислал мне письмо.
– Что еще за письмо?
– Затерявшееся на почте на год. С единственной фразой «Твоя Башня рухнет, когда тебя будет соблазнять Дьявол».
Винсент и не пытался сдержать улыбку:
– Вполне в духе Лукаса.
– Винс, ты уверен, что он мертв?
– Не задавай мне больше таких вопросов.
Винсент отвернулся, а у него перед глазами снова встали давно, казалось бы, забытые картины. Это теперь осталось лишь бурое пятно перед лестницей, но он отлично помнил, как все выглядело в тот вечер. Вероятно, он никогда не сможет забыть.
– Лукас мертв, – сказал Винсент. – Так, как только может быть мертв человек. Он живет в нашей голове, только потому, что живы мы сами. Но его физическое тело давно мертво и хранится в музее смерти Анабель.
Он повернулся, чтобы посмотреть на Кристину, увидеть реакцию на его последние слова. Но она даже не была удивлена, как будто Винсент всего лишь подтвердил то, что она знала давно. Она смотрела на Уэйнфилда, а потом подняла руку и легонько прикоснулась к ссадине у него на лбу. Винсент вздрогнул и поморщился.
– Эй, лучше не трогай.
– Может, промоешь хотя бы?
– Обязательно. Когда найду здесь что-нибудь чистое.
Кристина вздохнула, но возражать не стала, так что Винсент даже почувствовал себя виноватым. В конце концов, она всего лишь заботилась о нем.
– Однажды, – сказал он, – я исполосовал себе руки лезвием. Как думаешь, меня пугает царапина?
Кристина посмотрела на него с удивлением:
– Лезвием? Зачем?
– У меня было множество причин. Может быть, я даже расскажу тебе о них. Но не сейчас.
Напевая вполголоса, Анна развешивала фонарики по всей гостиной. Анабель этого определенно не одобряла: обычно украшение дома было ее обязанностью, а фонарики они всегда готовили вместе с Лукасом, они же ими занимались. Это была своеобразная драгоценность Анабель, поэтому она не оставила сумку с ними в машине, а взяла с собой. Но Анна опередила ее, едва Винсент с Кристиной ушли.
– Ты же не против, если этим займусь я?
Она лучезарно улыбнулась, а ее руки уже вешали первый фонарик. Наверное, если бы Анабель возразила, ничего не изменилось. То есть, конечно, она могла присоединиться, но этого хотелось меньше всего. Вешать их с Лукасом фонарики вместе с Анной… после всего, что она сделала год назад казалось просто кощунством. Поэтому девушка покачала головой:
– Я приготовлю пунш.
По крайней мере, эту традицию Анна не сможет отнять при всем желании. Готовить Анабель пунш научил сам Лукас, и с тех пор они частенько занимались этим вместе, особенно когда собирались на их вечера. Анна же к плите не подходила в принципе, а любой напиток сложнее вина считала слишком заумным.
На кухне располагался небольшой бар с деревянной дверцей. Девушка достала бокалы и сполоснула их от пыли. Анабель нравилось смотреть, как в полумраке кухни вода стекала по стеклянным граням бокалов, причудливо отражая свет. На миг ей показалось, в одном из них мелькнуло отражение Лукаса, как будто он стоит за ее спиной.
Руки Анабель дрогнули, и бокал упал в раковину, так что от него откололся приличный кусок стекла и несколько мелких.
– Что-то случилось? – на пороге стоял Фредерик.
Анабель покачала головой и аккуратно собрала осколки.
– Все в порядке, просто выскользнул из рук.
– Слишком много воспоминаний?
– Пока не знаю. Мы же только приехали.
– Я видел, как ты старательно обходишь пятно. Только однажды все равно придется подняться по лестнице.
Поморщившись, Анабель выкинула осколки в мусорное ведро. Не останавливаясь, открыла бар и достала початую бутылку рома и целую – вина.
– Рик, я надеюсь, что мои воспоминания дадут мне спокойно жить, в том числе и в этом доме. Скоро увидим. А пока, будь добр, открой вино.
Изначально пуншем был всего лишь напиток из рома, доведенный до кипения с сахаром, водой и фруктами. Анабель хорошо помнила тот вечер, когда Лукас рассказывал об этом. Они стояли перед кухонным столом, и он обнимал ее сзади, одну руку положив на ее ладонь, сжимающую бутылку рома, а на второй зажимал пальцы, рассказывая о главных компонентах.
– Ром… вино… мед… сахар… фрукты…
До сих пор это было что-то вроде ритуальной фразы для Анабель. Она давно выучила формулу, и все равно иногда ей доставляло удовольствие ее повторять. Пока Фредерик занялся вином, вполголоса ругаясь, что на этой кухне, как всегда, не найти штопор, Анабель поставила греться воду. Вместо фруктов был один лимон, который девушка тоже захватила в машине. Она мелко его нарезала, когда Фредерик наконец-то справился с бутылкой и с легким шлепком вытащил пробку.
– Ты еще злишься на Анну? – спросил он.
Нож в руках Анабель на секунду замер, потом вновь пошел резать лимон в прежнем темпе.
– Порой мне кажется, я ее ненавижу.
– За то, что она сделала тогда?
– За все. Анна не должна была так поступать.
– Ее выбор.
– Да. Но мой – ненавидеть ее.
Фредерик не ответил, и Анабель понадеялась, что на этом он закончит разговор. Ей вовсе не хотелось обсуждать свое отношение к Анне, тем более, здесь и сейчас. Слишком близко к смерти Лукаса, слишком рядом с тем местом. К счастью, Фредерик не собирался развивать тему.
– Ты помнишь, как учила Лукаса Таро?
Анабель невольно улыбнулась:
– Разумеется. Он пришел в полный восторг, когда я рассказала ему об основных принципах, и не отстал, пока не вытащил из меня все знания, которые у меня имелись. А потом носился с этой фразой про Башню и Дьявола. Она неожиданно пришла ему в голову и привела в полный восторг, он наделял ее поистине сакральным смыслом.
