В Варшаву Тиль прибыл уже с пустыми карманами. Он мог бы сдаться, – например, снять номер в отеле на свое имя. Максимум через сутки к нему постучался бы незнакомец и сделал бы такое предложение, от которых здравомыслящие люди не отказываются. Тем более, что на нем пока ничего не висело…
Тиль все-таки поселился в гостинице, предъявив документы Михаила Ташкова – тридцатилетнего туриста из Воронежа, умершего от инфаркта прямо на улице. Чтобы установить его личность, полиции потребовался целый день – Тиль успел отоспаться и снова тронулся в путь с карточкой Вацлава Шайновски.
С тех пор он не останавливался. И часто задавал себе один и тот же вопрос…
Тиль долил в стакан тоника и посмотрел на монитор. У него возникло желание снова зайти на свою страничку и проверить, не вернулись ли туда старые фотографии.
Тили, прекрати смешивать, ты же генетически русский. Умение пить у тебя в крови.
Нет, Федя, в крови у меня сейчас только водка и тоник.
Утром Полушин, а теперь и Козас. Когда?.. Неизвестно. Возможно, в эту секунду его уже нет. А еще ведь и Максимов…
Тиль нахмурился и отставил стакан. Он как будто поймал какую-то важную мысль, но не мог сосредоточиться. Водка… И что они в ней находят? Наверно, то же, что он искал в водке с тоником, – забвение. А вместо этого вспомнил – как всегда вспомнил тот день и тех детей. И снова задал себе проклятый вопрос…
Не слишком ли дорого он платит за чужую жизнь? Узнав, что он и есть тот самый Тиль Хаген, каждый из них без колебаний вызовет полицию. Сколько им сейчас? Лет по семь или по восемь. С терминалом они уже справятся.
Но они не узнают, возразил себе Тиль. И никто не узнает, потому что его фотки в блоге заменили на чужие, а портреты в сети показывают какие угодно, только не реальные. Кто-то не хочет, чтобы Тиля Хагена схватили прямо на улице. А чего же он хочет, этот кто-то?..
Тиль суеверно обернулся – не блестит ли в стене бусинка объектива.
Не надо, не расшатывай себе нервы. У тебя их и так не осталось.
– Федя, что бы ты сделал на моем месте?
Это зависит от того, к чему ты стремишься.
– Как любой нормальный человек. Выжить.
Ты – нормальный?! Не смеши, Тили. А выжить и остаться живым – это не всегда совпадает.
– Я собирался уехать. Заскочить к тебе на пару часов и сразу уехать. Теперь не могу…
Думай сам, Тили.
– А?! – Он дернулся и выронил бутылку.
Кое-как поднявшись, Тиль пошел в ванную, но по дороге свернул к дивану.
И чем он лучше Сергея Максимова? И почему он взял на себя право выбирать за него, как жить?
– Завтра я буду трезвый, – заявил он куда-то в потолок.
Тиль накрыл ухо подушкой, но от это сделалось еще паршивей. Сквозь тошноту пробилась ненужная, крайне несвоевременная догадка: кто-то знал, что он убьет Максимова, и кто-то позволил ему убить. Потому что смерть еще одного форварда как нельзя кстати укладывается в чей-то план.
– Хватит параноить, – пробормотал он. – Или блевать, или спать. Третьего не дано.
Через минуту он уснул, и его старый вопрос в который раз остался без ответа.
Ты не жалеешь, что заплатил самим собой? Если все вернуть назад, ты уверен, что и сейчас поступил бы так же?
Некоторые задачи не имеют хорошего решения. Беда в том, что их все равно надо решать.
Минус 28 часов
Элен сдвинула панель подвесного потолка, и сверху посыпалась тяжелая пыль.
– Вот же черт… Так хорошо, нет?.. – прошептала она.
– Левее, мисс Лаур, – ответили в динамике.
– Почему левее? Только что было «правее».
– А теперь левее, – невозмутимо произнес абонент. – Фикус нас не интересует.
Элен обернулась в конец коридора – там маячила кадка с каким-то невнятным растением. В мертвой зоне под тремя погасшими плафонами. И как они разглядели?..
Она снова приподняла панель и шевельнула камеру.
– Так лучше?
– Превосходно. Чуть правее.
Элен тихо рассмеялась.
– Давайте я исполню стриптиз, и вы от меня отвяжетесь…
– Продолжайте работать, пожалуйста.
– Почему бы вам не кинуть картинку на мой терминал? Я сама все настрою, без ваших «лево-право».
– Не отвлекайтесь, мисс Лаур. Фикус мы уже не видим, и это хорошо. Но у нас пропала часть коридора. Это, как вы понимаете, плохо.
Она длинно вздохнула и задрала голову к потолку. Кадка под ногами – пара от той, что стояла в тени, – раскачивалась и грозилась усыпать пол землей.
За ближней дверью бормотал монитор – жильцы смотрели ночной выпуск новостей. Из соседней квартиры тоже неслись какие-то звуки, – Элен не прислушивалась. Эти не выйдут, она чувствовала. Вот лифты ее смущали больше. Народ возвращался домой с воскресных гулянок, и вероятность того, что кто-нибудь появится на этаже, была достаточно высокой. Элен могла бы ее просчитать, но голос в микродинамике все время сбивал с толку.
А еще, конечно, отвлекали собственные мысли.
Элен с ее способностями была идеальным консультантом-аналитиком. На эту должность она и устраивалась. Этим она и занималась. Однако в Компании быстро выяснили, что ей можно дать любое поручение, – и оно будет выполнено. С двадцать пятой попытки или со сто двадцать пятой – какая разница, если все осечки, сколько бы их ни случилось, останутся у Элен в воображении. Методом простого перебора она найдет идеальный вариант.
Она никогда еще не проваливала заданий.
– Замечательно, – сказали в динамике. – Можете уходить.
Пристроив панель на место, Элен отогнула планку так, чтобы та держала пенотиловый квадрат хорошо, но не долго.
Около пяти минут. Потом панель провиснет, и камера, свалившись, откатится в тень, за фикус. Утром ее найдет уборщик, лохматый верзила в джинсовом комбинезоне. Он кинет черный карандаш в ведро, но прежде – понюхает, хмыкнет и сломает пополам. Загадочная славянская натура…
Элен не боялась Альберта, не боялась она и местной полиции. Она это сделала, исходя из других соображений. Так будет лучше – шепнул ей форвертс, а с ним она никогда не спорила.
Над лифтом раздалось мелодичное «ку-ку», и на площадке появился какой-то мужчина.
Проворонила… Упустила самое очевидное.
Жилец, в меру нетрезвый, остановился на пересечении двух длинных проходов и направился в ее сторону. Если что-то и совпадет, то настолько некстати, что хуже не придумаешь.
