Тот, кто все это сделал, мог бы справиться и быстрее, и проще, но он решил устроить демонстрацию, и Тиль признал, что она удалась.
«Не мешай… – звучало в голове. – Не мешай мне, и обойдешься малой кровью…»
Он все не мог забыть лицо Козаса, его взгляд – такой же безвольный и бессмысленный, как у блондина в ресторане. И навязчивый шепот: «…не мешай…»
И оба лифта на этаже, которые помогли ему уйти. И случайное такси на крыше…
В гостиницу Тиль попал в начале восьмого. Элен нервно расхаживала вокруг накрытого стола.
– Я решила, ты уже не появишься…
– Поэтому и заказала обед на две персоны, – улыбнулся он.
– Тиль, твое возвращение… Это был только вариант. С постоянно снижающейся вероятностью.
Он пожал плечами.
– Все что мы видим – варианты.
– Ты не понял. Часа два назад в сети показали твой настоящий портрет. И с тех пор сообщение крутят каждые пятнадцать минут. Я не знаю, как ты ходил по улице, почему тебя еще не арестовали.
Тиль опустился на диван.
– И что там было?
– Что там было… – рассеянно промолвила Элен. – А что там могло быть?! «Тиль Хаген, опасный преступник, в случае обнаружения немедленно сообщить…» Где они взяли твою фотографию?
– Это его работа… Сам ее изъял, сам же и вернул.
– Но почему?
– Потому, что мы с ним не договорились.
Тиль расстегнул куртку и, сдвинув на столе тарелки, вывалил ворох плоских коробочек – синих с красной полосой и вписанным в нее словом «Deepexedrin».
– Это еще зачем? – спросила Элен.
– Жуй. Набей жвачкой карманы и жуй постоянно.
– Собрался глушить форвертс? Как Альберт…
– И как Полушин.
– Надеешься, это нам поможет?
– По крайней мере, это помешает ему.
– А мы?.. Тиль, мы же станем слепыми!
Взяв пульт, он включил монитор и сразу попал на криминальную сводку.
Фотографию показывали хорошую, возможно, самую качественную из всех, что у него были. Портрет двухлетней давности: гладко выбритый подбородок, дорогой костюм, галстук с золотой заколкой. Позже Тиль не фотографировался.
– Ты был таким хлыщом… – фыркнула Элен.
Он встал и подошел к зеркалу.
– Да… Когда-то был…
Намочив голову, Тиль начал изобретать себе новую прическу.
– Тебя все равно опознают.
– Не исключено.
– А форвертс предупредит. Если ты его не подавишь.
– Придется, Элен. – Он перестал разглаживать волосы и вскрыл упаковку дипэкзедрина. – Ты не спрашиваешь, как я съездил к Козасу…
– Я пока еще не принимала эту гадость. Скажи, там действительно было страшно?
– Он… свернул Козаса в бараний рог. Показал, на что он способен. И я подозреваю, это еще не предел. – Тиль протянул ей подушечку. – Элен, если меня застрелят полицейские… это будет малоприятно, но я готов. К этому я готов уже давно. А вот если он заставит тебя…
– Транквилизатор превратит нас в обычных людей. Беспомощных.
– Большинство так и живет, не видя и не слыша. Ничего не ожидая.
– Неправда. Они тоже ждут – следующего часа, следующего дня… Разница в том, что они надеются, а мы знаем наверняка. Никогда бы не подумала, что незнание может чем-то помочь.
Тиль положил ей в ладонь жвачку и сжал пальцы.
– Не помочь, – сказал он. – Спасти.
Максимов
Проплутав по кривым улочкам минут двадцать, автомобиль остановился у трехэтажного кирпичного дома. Спутниковый навигатор не работал даже в Мытищах, таксист в этом районе не ориентировался, а Тиль дорогу не помнил. Подсказать же правильный путь он не мог – правильного пути он не видел. Пошел уже третий час, как Тиль не видел ничего.
– Благодарю. – Он протянул таксисту карточку на имя Вольфа Шнайдера и, приняв ее обратно, согнул в кармане пополам, чтобы случайно не предъявить где-нибудь еще раз. Лишь теперь, потеряв свое основное зрение, Тиль понял всю силу этого слова – «случайно». Не наткнуться на полицейского, который уже запомнил новую ориентировку, не свернуть в сторону патруля, проверяющего документы, не попасть по-дурацки под машину… Никаких подсказок. В мозгу звенела непривычная пустота. Это чувство было не новым, форвертс пропадал и раньше, но никогда еще Тиль не глушил себя сознательно.
Выбравшись из такси, он кинул в рот новую подушечку дипэкзедрина и направился к дому. От усов и парика он отказался, хотя Элен и настаивала. Из всех средств маскировки Тиль выбрал большие очки – такие же бесполезные, как и любые виды грима. Он покинул отель, когда на улице окончательно стемнело, и, не пройдя квартала, опустил очки в урну.
Взбежав по щербатым ступеням, Тиль встал перед дверью. На лестнице воняло кошками, стены были плотно расписаны и как будто измазаны жиром. Он поискал звонок, но вспомнил, что дверь у Максимова не запирается, и вошел в длинный сырой коридор. Узкая кишка, вильнув пару раз, оборвалась в сумрачной пещере с грязным непрозрачным окошком и пластиковым столом.
Сергей сидел, попирая ногой шеренгу пустых пинтовых фляжек. Кроме брюк и рваных тапочек на нем ничего не было. Кухню продувало несвежим сквозняком – Максимов должен был мерзнуть, но, кажется, не мерз. Он давно перестал обращать внимание на свое тело и к тридцати пяти годам превратился в ветхий кожаный мешок. Скелет и желудок, алчущий водки, – больше от него ничего не осталось.
– Тиль?.. – молвил Сергей, не поднимая глаз.
– Здравствуй, – тихо ответил он.
Максимов подвинул ему стул.
– Что-нибудь принес?
Тиль извлек из-за пазухи квадратную бутыль.
– Сам-то будешь? – спросил Сергей.
– Мне нельзя.
– А-а… Мне можно. Но я потом.
– Серж?.. – недоуменно произнес Тиль.
– Полушина я уже помянул. Не мог за него не выпить. А за Ульриха пить не буду.
Тиль взглянул на старый монитор в углу – вряд ли тот работал.
– Из дома я не выходил сегодня, – сказал Максимов.
Тиль не сразу понял, что он имеет в виду. Потом все же сообразил: это был его собственный вопрос. Вопрос, который он только собирался задать.
– Пушка с собой? – проронил Максимов.
– Какая еще пушка?..
– Ну, пистолет.
– А зачем тебе?
– Мне?.. Мне-то не надо. Это ты… козел нордический… – Он наконец посмотрел Тилю в лицо. И почему-то улыбнулся. – Ты что, братан? Что впереди видишь? – протянул он, передразнивая.
