– Дорога долгая будет, – сказал Ефимов. – В городе тебя содержать опасаются, даже временно. Куришь?
Тиль покачал головой.
– Молодец… – Ефимов хотел что-то добавить, но осекся. – По приезду еще раз свяжусь с нашим оперативным. Если будут новости о катастрофе…
– Спасибо.
– На месте я тебя передам, и… все. Там не Москва, там я уже никто.
– Брось эти нежности. Зачем оно тебе?
– Ты отличаешься, Хаген. Очень отличаешься от всех тех, кого я упек. А упек я многих. Под петлю, правда, подводить не приходилось еще… Ты у меня первый. Вот так…
Ефимов кивнул, и тяжелая многослойная створка вошла в пазы. Тиль еще долго слышал, как снаружи грохочут и лязгают, – кузов укрепляли стальным профилем. Тюрьма на колесах превращалась в мобильную крепость.
Вентиляционное отверстие подавало пресный фильтрованный воздух. Оттуда же лился и свет – жидкий, как диетический супчик.
Тиль пошевелил руками и оценил великодушие Ефимова: несильно затянутая цепь позволяла сесть. С другим сопровождающим он ехал бы лежа, как овощ.
Минут через десять тронулись.
«Ничего у тебя не вышло. Никаких таблеток «форвертс» не будет».
«Не будет, – мгновенно откликнулся голос, – потому что форвертс не связан с биохимией. Наш дар – следствие врожденной патологии, и он не передается. Нельзя вилять хвостом, если хвоста нет. Ученые раскопают это, но не сегодня. Даже не завтра».
Тиль прислонился затылком к мягкому борту и посмотрел в потолок. Он чувствовал невероятную ясность, какой не было уже давно – не двое суток и не месяц, а все два года, с того самого дня, когда он перешагнул через внутренний запрет и открыто предъявил человечеству свои способности. Впрочем… излишняя бодрость могла быть вызвана как раз усталостью и передозировкой.
«Сидишь и не можешь понять, кто же из нас выиграл, а кто проиграл…»
«Потому, что не понимаю твоей цели. Я ее не вижу».
«Моя цель находится вне того, что ты считаешь реальностью».
«Сам-то ты где находишься?»
«Меня не найдут, Тили. Это и не нужно, я не опасен. А если опасен, то… все же не так, как вы».
– Да, Федор, – сказал он вслух. – Мы представляем жуткую угрозу. Алекс Насич, распотрошенный в лаборатории. Ульрих Козас, застреленный полицейским. Михаэль Ситцев, принявший смертельную дозу транков. Штальманн и Крафт, задавленные грузовиком. И Серж, погибший под обломками особняка. И еще Люгер… Иеремия Люгер, которого мы убили из-за тебя.
«А еще тебе хочется назвать Элен и Альберта. В основном – сестрицу, конечно. Но ты боишься, так? Даже не стал ей звонить. Боишься, что ответить уже некому… Она жива, Тили. Альберту снесло череп, а Элен только поцарапалась. Но это не имеет никакого значения. Абсолютно никакого, поверь».
– Я все больше убеждаюсь в твоем безумии… брат. Что ты мне доказываешь? И главное – зачем ты мне что-то доказываешь? Меня везут в пересылку. Оттуда – на Запад. Там мне в скором времени срежут воротник… До виселицы мой путь – в кандалах, под усиленным конвоем. И никакой форвертс меня не вытащит. Но… все-таки зачем ты устроил всю эту бойню? Ты научился управлять форвардами и сам же их истреблял…
«Мотыльки летят на свет. Даже Люгер прибыл спасать кого-то… Смех!.. Кого он мог спасти? Младенец с замашками престарелого мачо… По-немецки вообще не говорит, а по-русски говорит так, что и немцы не понимают».
– Говорил. Иеремия говорил. Раньше. Теперь – нет.
Машина резко затормозила, и Тиля кинуло вперед. Он мог бы удариться о стену, но цепи удержали его на месте.
«Не нужно надеяться. Просто яма. Ваша колонна выехала из Москвы».
«Я и не надеюсь, – мысленно ответил Тиль. – А если надеюсь, то совсем не на это».
«На то, что кто-нибудь из оставшихся братьев сумеет со мной расправиться… Вряд ли. Ты самый сильный форвард… после меня, конечно… Так вот скажи, самый сильный форвард: можно ли меня победить?»
«Демона – нельзя, наверно. А Федора Полушина… все знали, что он полутруп. Что же случилось с нашим братом Федей? Почему ты стал Демоном?»
«Это все Серж придумал. «Демон»!.. Пил бы он поменьше – глядишь, и из него вышел бы толк. А случилось-то… Случилось, да. Но это настолько просто, что ты и не догадаешься».
«И не собираюсь. Ты мне не интересен… Демон».
Будь Полушин рядом, Тиль от него отвернулся бы, но Полушин был внутри, поэтому он поднял голову. Демоны – они не в небе.
– Ты старше! – внезапно осенило Тиля. – Ты просто старше, вот и все. Значит… форвертс прогрессирует?! С возрастом он усиливается? Да, Альберт меня спрашивал… Он так и сказал: «твой форвертс прогрессирует».
«Альберт?.. Вот, Тили, очень правильное слово: «прогрессирует». Как болезнь. Форвертс и есть болезнь. Неужели Альберт это понимал? Может, надо было на него ставку делать? Хотя… Он слабый, наш Советник. Слишком долго ждать».
«Ты… прогрессировал постепенно, или это был скачок?»
«Скачок. Возможно – первый и последний, возможно – будут и еще…»
В голосе прозвучало что-то новое, Тиль это услышал сразу. Кажется… Полушин сожалел.
«В этом действительно мало радости… А началось с обыкновенной бытовой травмы. Сломался нож в кухонном комбайне, и я его стал разбирать. Он был бракованный, но я этого не увидел, потому что накануне принял транквилизаторы… я с таблеток не слезал, это ни для кого не секрет. И еще я не отключил комбайн от сети – запамятовал… В общем, меня тряхануло. Подумаешь – током ударило… Ничего страшного, но я… сразу начал видеть дальше. Гораздо дальше. А вскоре обнаружил, что форвертс этим уже не исчерпывается. Мои способности стали шире, и настолько, что я… Я их испугался. Испугался самого себя. В доме всегда были запасы гипнотиморола. Я проглотил огромную дозу…»
Что было потом, Тиль уже знал.
«Правильно: дар стал еще сильнее».
– Когда это произошло?
«Два года назад, в августе».
– Да… Было бы странно, если бы не совпало.
Машину подбросило, и браслеты врезались в кожу. Зашипев, Тиль погладил руку…
И наткнулся на чьи-то пальцы.
– Ты ошибаешься!
Элен упорно тащила его к двери.
Тиль осоловело покрутил головой. Посетители «Поросячьего визга» в панике покидали бильярдную. Те, кого блондин успел загнать на крышу, спускались обратно. Спасения наверху не было, а был один лишь вертолет и стрелок, ожидающий Хагена.
Сам блондин с простреленным горлом лежал возле открытой створки. Сбегая по служебной лестнице, люди натыкались на тело и цепенели.
