Он с облегчением понял, что не утратил былых навыков. Даже под мучительным гнетом судебного преследования, денежных неприятностей или тревоги за возлюбленную человек все же может находить удовольствие и утешение в искусно разыгранной игре или цветении дерева, им посаженного и заботливо выращенного, — ведь сердце всегда точно угадывает, где искать подлинную радость, как бы ум ни старался увести от нее. Вот и Кельдерек сейчас, несмотря на твердую уверенность, что он умрет в Зерае, несмотря на страх за жизнь тугинды, несмотря на мучительное раскаяние во всем содеянном и безнадежность своей любви к Мелатисе (ибо возможно ли теперь, за короткое время, оставшееся у него в этом ужасном городе, исцелить душевные раны, нанесенные ей мужчинами?), все же находил удовольствие в тихом облачном дне, в бледном блеске воды, в тишине, нарушаемой лишь слабыми вздохами ветра, и в своей сноровке, без которой любой рыбак будет лишь без толку сидеть на берегу, тупо глядя на неподвижную лесу. Здесь, по крайней мере, от него хоть какая-то польза — и какая жалость, подумал он, что я бросил такую жизнь. Не появись Шардик на Ортельге, он так и остался бы простым охотником и рыболовом, Кельдереком Играй-с-Детьми, которому для счастья вполне достаточно своего одинокого ремесла да вечерних игр на берегу.
Притаившись в кустах, он накидал в затон приманки, забросил лесы и стал внимательно следить за ними. Вскоре на крючок попалась рыба, которую пришлось долго водить на тонкой лесе, прежде чем она наконец вынырнула из воды и оказалась крупной форелью. Еще пара минут — и Кельдереку удалось подцепить ее за жабры большим и указательным пальцем. Потом, высосав кровь из царапин, он снова забросил лесу.
К раннему вечеру Кельдерек поймал еще три форели и окуня, потерял крючок с куском лесы и истратил всю приманку. Воздух был сырым и прохладным, по развидневшемуся небу плыли тонкие перистые облака, и ни звуков, ни запахов Зерая до него не доносилось. Какое-то время он сидел у затона, размышляя, не лучше ли им, когда тугинда оправится, остаться в здешних краях на лето и жить под открытым небом, добывая пропитание охотой, как они жили в лесах Ортельги, когда лечили Шардика, а потом следовали за ним в его блужданиях по острову. Это всяко безопаснее, чем оставаться в городе, и с помощью Анкрея он сумеет прокормить всех. А если войско Эркетлиса все же придет в Зерай и за голову бывшего короля-жреца назначат вознаграждение, у него будет больше шансов спастись, коли он не станет дожидаться йельдашейцев в Зерае. Решив сегодня же вечером обсудить эту идею с Мелатисой, Кельдерек аккуратно смотал лесы, нанизал рыбин на ветку и пустился в обратный путь.
Когда он перебрался через ручей, уже сгущались сумерки, однако, вглядываясь в направлении Зерая сквозь легкий туман, наползавший с Тельтеарны, Кельдерек не увидел ни единого огонька. Охваченный внезапным страхом, какого прежде еще не испытывал перед этой помойной ямой, полной человеческих отбросов, он вырезал дубинку из толстого сука и зашагал дальше. С памятной ночи на бранном поле Кельдерек ни разу не оказывался один под открытым небом после наступления темноты и сейчас с каждой минутой нервничал все сильнее. Не отважившись сунуться на кладбище, он круто свернул направо и вскоре брел, спотыкаясь и оступаясь, по топким мочажинам и поросшим жесткой травой кочкам размером с человеческую голову. Выйдя наконец к окраине Зерая, он не смог сообразить, в какой стороне находится дом барона. Хижины и лачуги стояли беспорядочно, словно муравейники на лугу. Улиц и переулков, как в настоящем городе, здесь не имелось, ни одной живой души вокруг было не видать, и хотя теперь Кельдерек различал там и сям тусклые полоски света в щелях дверей и оконных ставней, постучаться и спросить дорогу он не рискнул. Добрый час или около того он блуждал ощупью во мраке, каждую минуту ожидая удара по затылку, вздрагивая от малейшего шороха и поспешно прижимаясь спиной к ближайшей стене. В очередной раз остановившись и попытавшись сориентироваться по редким звездам, проглядывающим сквозь туман, Кельдерек внезапно опознал в крыше, смутно вырисовывающейся впереди на фоне ночного неба, крышу баронова дома. Торопливо двинувшись к нему, он споткнулся обо что-то упругое и растянулся во весь рост в грязи. Тотчас же поблизости распахнулась дверь, и из нее появилось двое мужчин, один из них с фонарем. Кельдерек едва успел подняться на ноги, как они подступили вплотную.
— О веревку запнулся и грохнулся, да? — спросил мужчина без фонаря, но с топором в руке. Он говорил на бекланском и, увидев, что Кельдерек его понимает, продолжил: — Для того веревка и натянута. Ты чего здесь шляешься, а?
— Я не шляюсь… я домой иду, — проговорил Кельдерек, опасливо глядя на него.
— Домой? — Мужчина коротко хохотнул. — Первый раз слышу, чтоб в Зерае это так называли.
— Доброй ночи, — сказал Кельдерек. — Прошу прощения, что побеспокоил вас.
— Ты не спеши так, — произнес второй мужик, заходя с другого бока. — Рыбак, что ли? — Внезапно встрепенувшись, он поднял фонарь повыше и всмотрелся в Кельдерека повнимательнее. — Силы небесные! Да ведь я тебя знаю! Ты ортельгийский король Беклы!
Теперь и первый присмотрелся:
— И верно, черт возьми! Ты ведь — он самый, а? Ортельгийский король, который все с медведем якшался?
— Чушь какая-то, — сказал Кельдерек. — Я понятия не имею, о чем вы.
— Мы раньше жили в Бекле, — прорычал второй, — и сбежали оттудова, когда прирезали одного ортельгийского ублюдка. Полагаю, теперь настал твой черед. Потерял своего медведя, да?
— Я в жизни не был в Бекле и никаких медведей в глаза не видел.
— Но ты ортельгиец, спору нет. Думаешь, мы по говору не поймем? Ты болтаешь в точности как все эти чертовы выродки…
— Да поверьте, я ни разу не покидал Ортельгу, пока мне не пришлось отправиться в Зерай, а медведя не признаю, даже если увижу. К черту медведя!
— Ах ты, врун проклятый! — Первый мужик замахнулся топором.
Кельдерек быстро ударил его дубинкой, повернулся и пустился наутек. Они побежали было за ним, но нерешительно остановились, когда фонарь у них погас. Через считаные секунды Кельдерек заколотил в калитку знакомого двора, вопя во все горло: «Анкрей! Анкрей!» Позади послышался топот преследователей. Еще раз проорав «Анкрей!», он бросил улов на землю и повернулся к ним лицом. Залязгали засовы, калитка отворилась, и из нее выскочил Анкрей, тыча копьем в темноту и яростно чертыхаясь, как крестьянин, погоняющий упрямого вола. Приближающиеся шаги замедлились, и Кельдерек, у которого хватило самообладания подобрать рыбу, втащил Анкрея во двор и торопливо заложил дверь засовами.
— Слава богу, все обошлось, господин, — выдохнул Анкрей. — Я с самых сумерек поджидал вас тут. Думал, не иначе, попадете в какие-нибудь неприятности. Жрица страшно волновалась. Как стемнеет, ходить по городу опасно.
— Мне повезло, что ты меня дождался, — ответил Кельдерек. — Спасибо за помощь. Похоже, здесь недолюбливают ортельгийцев.
— Да не в ортельгийцах дело, господин, — с укором сказал Анкрей. — Темной ночью в Зерае всем грозит опасность. Вот барон, он завсегда говорил…
