— Вам доводилось бывать в северной Тонильде? — спросил Раду.
— Нет. Я знаю, что местность там дикая и пустынная.
— Там нет дорог, и по ночам было страшно холодно. Одеял у нас не было, а костров Геншед не разводил, опасаясь йельдашейских разведчиков. Тем не менее тогда у нас еще оставался хлеб и сушеное мясо. От истощения и усталости свалился только один мальчик, и Геншед вздернул несчастного на дереве, а нас заставил стоять вокруг и смотреть. Не знаю, сколько он мог бы за него выручить, но не разумнее ли было бы дать бедняге отоспаться ночью, а утром посмотреть, сможет ли он продолжить путь? Говорю вам, Геншеда не деньги интересуют. Он просто помешан на изуверстве и насилии.
— Наверное, он тогда разозлился… потерял голову от бешенства?
— Трудно сказать, теряет ли он вообще когда-нибудь голову. Его жестокость сродни жестокости насекомого: непредсказуемая, холодная и совершенно естественная — естественная для какой-то недочеловеческой сущности, которая таится где-то внутри, а потом — р-раз! — и прорывается наружу, как молния сквозь тучи.
Они вышли на берег ручья. Горлан загонял в него детей одного за другим, а Геншед, стоявший по пояс в воде посередине потока, хватал каждого подбредающего к нему мальчика за плечо и толкал к противоположному берегу, где его вытаскивал Живорез. Кельдерек, с девочкой на руках, поскользнулся на слизистом заиленном дне и упал бы, если бы не Геншед. Надсмотрщики сыпали проклятьями и орали на детей не умолкая, но сам работорговец не произносил ни слова. Когда наконец все переправились через ручей, Геншед протянул руку Живорезу, выбрался на берег и обвел взглядом детей, повелительно щелкая пальцами. Те из них, кто в изнеможении упал наземь, с трудом поднялись на ноги, и через несколько секунд работорговец двинулся дальше вглубь леса.
— Когда мы увидели Врако — перепугались до смерти, — продолжил Раду. — Бурный поток шириной с половину полета стрелы и громадные камни по всему руслу. Я поверить не мог, что Геншед собирается перебраться через него с тридцатью изможденными детьми.
— Но ведь ниже Кебина река непреодолима, — сказал Кельдерек. — Это всем известно.
— Геншед придумал способ переправы еще в Теттите. Он отправил Горлана, переодетого гуртовщиком, в Кебин. Дал ему денег для подкупа стражников у брода, но они, похоже, просто так его пропустили. Горлану было велено дойти до излучины, где река поворачивает на восток, и высматривать нас на другом берегу. Но все равно Геншед полдня ходил взад-вперед, пока его не нашел. Места там очень дикие и пустынные.
— Но способ-то в чем состоял?
— Геншед купил в Теттите длиннющую веревку и почти пятьсот локтей ортельгийского каната. Канат порезал на куски локтей по пятнадцать, и во время похода мы все несли по одному мотку. Уже у Тельтеарны он сам связал куски вместе — полдня на это потратил, очень тщательно все скрепил. Потом пустил через реку стрелу с привязанной к ней бечевкой. Потом привязал канат к другому концу веревки, а Горлан перетащил его на свой берег со всей поспешностью. Впрочем, больше он сделать ничего и не мог, уж больно сильное там течение. Они с Геншедом натянули канат по возможности туже, проткнув с обоих концов деревянными кольями и глубоко вколотив их в землю. Конечно, при таком бурном течении тяжелый канат толком не натянешь, но именно по нему мы перебрались через Врако.
Кельдерек молчал, живо представляя оглушительный рев потока и полумертвых от ужаса, изможденных ребятишек, бредущих к воде.
— Семеро из нас утонули. Среди них Заяц — он выпустил из рук канат и камнем пошел ко дну, так ни разу и не вынырнул. На середине реки я был уверен, что тоже разожму хватку.
— А Шера?
— В том-то и дело. Я накинул ее руки себе на шею и накрепко связал запястья. Скрутил из коры длинную трубку и всунул ей в рот, чтоб могла дышать, если с головой уйдет под воду. Но бедняжка, конечно же, жутко перепугалась, начала биться и едва не погубила нас обоих. Давайте я понесу.
Кельдерек отдал девочку, и Раду покачал ее на руках, тихонько напевая что-то ей на ухо. Чуть погодя он продолжил:
— Теперь я знаю, какой силой обладают злые люди. Геншед силен потому, что он злой. Зло бережет его, чтобы он мог творить свои черные дела. Через несколько дней вы поймете, о чем я говорю. — Немного помолчав, мальчик добавил: — Но в нашем несчастье виноват не только он.
— Но… кто еще?
— Наши враги. Ортельгийцы, возобновившие работорговлю.
— Они же не выдали Геншеду разрешения.
— Нет, но неужели они не предвидели последствий? Вместе с псами в дом впускаешь блох.
Кельдерек не ответил, и довольно долго оба молчали, следуя черепашьим шагом за детьми и поминутно наклоняясь, чтобы выпутать кандальные цепи из цепких стеблей или веток. Наконец Раду спросил:
— А вы уверены, что армия генерала Сантиля сейчас в Кебине?
— Да. Я же оттуда пришел.
— И вы действительно видели там моего отца?
— Да.
Они опустили голову, проходя мимо Живореза, который стоял на полусогнутых ногах, держа хлыст наготове. Только когда горбун обогнал их и ушел вперед на значительное расстояние, Кельдерек снова заговорил:
— Солнце скоро зайдет. Когда он обычно останавливается?
— Вы устали?
— У меня все еще голова кружится после ушиба и палец дико болит. Геншед загнал острие ножа под ноготь.
— Он часто так делает, — сказал Раду. — Дайте-ка гляну. Да, перевязать нужно. — Он оторвал тонкую полосу от своей драной рубахи и обмотал Кельдереку палец. — Может, позже будет случай промыть рану. Вряд ли нам еще долго топать сегодня.
— Как думаешь, почему Геншед решил взять меня в плен? — спросил Кельдерек. — Ты сказал, что твоего слугу он убил и что он торгует только детьми. Он еще когда-нибудь забирал взрослых мужчин или женщин?
— Ни разу. Но какой бы ни была причина, он явно замыслил что-то коварное и гнусное.
В скором времени они остановились на топком пролеске, тянувшемся вправо до самого берега Тельтеарны. По оценке Кельдерека, с момента его пленения они преодолели около двух лиг. Похоже, Геншед намеревался добраться до Линшо, заплатить за право воспользоваться проходом, а затем повернуть на запад и направиться в сторону Терекенальта, по воде или по суше. Если Кельдереку не удастся сбежать в ближайшие дни, он навеки потеряет Мелатису и, по всей вероятности, никогда уже не узнает, что сталось с ней и тугиндой.
Едва прозвучал приказ остановиться, почти все дети в изнеможении попадали на землю. Некоторые сразу же заснули, двое-трое сидели на корточках, шепотом переговариваясь. Никто, кроме Шеры, не обнаруживал ни малейших признаков живости или веселости. Малышка проснулась и бродила туда-сюда, собирая приглянувшиеся яркие листья и разноцветные камешки. Когда она принесла добычу Раду, тот сплел из листьев гирлянду и повесил ей на шею. Кельдерек сидел рядом, пытаясь подружиться с девочкой (она, похоже, немного его побаивалась), и вдруг заметил приближающегося Геншеда. Работорговец нес какой-то инструмент, завернутый в тряпье, а по пятам за ним следовали Горлан и Живорез. Троица прошла мимо Кельдерека, и он уже было повернулся обратно к Шере, когда внезапно кто-то схватил его за плечи сзади и повалил навзничь. Руки ему развели в стороны, и он вскрикнул от боли, когда Геншед и Живорез встали на них коленями. Склонившись над ним, работорговец прорычал:
