— В то время, когда ты был в Кебине, — продолжал Эллерот, без особого успеха пытаясь подавить усталый зевок, — генерал Сантиль-ке-Эркетлис выступил с войском из города, чтобы догнать и освободить колонну рабов, шедшую на запад из Теттита. Он успешно справился с делом, но оказался поблизости от бекланской армии, которая, как тебе известно, следовала за нами на север от границы Йельдашея. Возвращаясь обратно с освобожденными рабами, генерал Эркетлис наткнулся на отряд бекланских офицеров под командованием генерала Зельды, тоже направлявшийся в Кебин — на переговоры с нами. Они хотели предложить нам немедленно заключить перемирие, а затем обсудить условия мира… Три дня назад, когда мы с Эркетлисом вели переговоры с ортельгийцами, из Зерая пришло известие о произошедших здесь событиях, и я тотчас же выступил в Тиссарн. Тем не менее я уверен, что стороны благополучно обо всем договорились. Не стану сейчас утомлять тебя подробностями, но главное условие мира состоит в следующем: Йельда, Лапан и Белишба получат независимость от Беклы, а ортельгийцы оставят себе Беклу и остальные провинции, но взамен упразднят работорговлю и отправят всех рабов по домам.
Кельдерек медленно кивнул, неподвижно глядя в свою чашу с вином, которую наклонял то в одну сторону, то в другую. Наконец он поднял взгляд на Эллерота:
— Я рад, что война окончилась, и еще больше рад, что работорговля будет упразднена. — Он прикрыл глаза ладонью. — Очень любезно с вашей стороны, что вы безотлагательно явились к нам с новостями. Если я выражаюсь недостаточно красноречиво, то потому лишь, что все еще неважно себя чувствую и у меня мысли путаются. Надеюсь, мы с вами еще поговорим… возможно, завтра.
— Я пробуду здесь несколько дней, — ответил Эллерот, — и мы непременно еще увидимся и побеседуем: у меня есть кое-какие соображения — пока просто соображения, но из них может выйти что-нибудь толковое. Вы только посмотрите… — Он вытянул шею. — Эти молодцы так и взрезают воду своими челнами — вот, значит, как бедные малые согреваются в ваших холодных краях. Глядишь, они даже рыбу поймают.
Вскоре Эллерот откланялся, и Кельдерек, утомленный и взбудораженный встречей с ним, сразу же рухнул в постель и проспал до самого вечера.
Уже через пару дней, когда он немного окреп и боль в руке поутихла, Кельдерек начал выходить из хижины и прогуливаться по деревне, а один раз прошел почти треть лиги на север по берегу, до открытой местности перед Проходом. Он и не представлял, что деревня такая бедная: тридцать-сорок лачуг да двадцать челнов, теснящихся у голого клочка берега под лесистой грядой — той самой, с которой он спустился утром в день Шардиковой смерти. Возделанной земли здесь почти не было, жили селяне преимущественно рыболовством, разведением полудиких свиней, охотой на водную дичь и любых лесных животных, каких могли убить. Торговля тоже практически не велась, деревня мало сообщалась с внешним миром, и результаты межродственных браков были налицо. Впрочем, держались местные жители вполне дружелюбно, и Кельдерек завел обыкновение заходить к ним в дома и разговаривать с ними о местных промыслах и тяготах трудной жизни.
Как-то раз они с Мелатисой, гуляя за окраиной деревни, встретили пятерых-шестерых мальчиков из бывших рабов, вяло бредущих среди деревьев. Дети настороженно уставились на Кельдерека, но ни один не заговорил и не приблизился. Он весело поприветствовал их, подошел и попытался завязать дружескую беседу — поскольку искренне считал их своими друзьями, — но ни в тот день, ни в последующие несколько дней успеха он не добился. Молчаливые и замкнутые, отвечающие коротко и хмуро, они разительно отличались от детей, которых он знал на Ортельге. Мало-помалу Кельдерек начал понимать, что для них страдания, пережитые в плену у Геншеда, всего лишь самые недавние из всех, что им — обездоленным, забитым и никому не нужным — довелось пережить в своей несчастной жизни. Одинокие, беспомощные сироты, они влачили рабское существование задолго до того, как попали к Геншеду.
Пару раз навестив Горлана, Кельдерек рассудил за лучшее пока что держаться от него подальше. Во время нападения Шардика на Геншеда мальчик серьезно пострадал, и из-за отсутствия должного ухода у него развилась жестокая лихорадка, от которой он только чудом не умер. Он сходил с ума от страха, убежденный, что йельдашейцы намерены предать его мучительной смерти, а при виде любого из тех, с кем он сам дурно обращался в недавнем прошлом, впадал в еще сильнейшую панику. Кельдерек оставил Горлана на попечение Мелатисы и наемной женщины, но все же нет-нет да и задавался вопросом, что с ним станется. Может, мальчик сумеет добраться до Терекенальта и там найдет себе нового преступного хозяина? А может, он не зря боится и его еще в Тиссарне убьют те, у кого есть причина его ненавидеть?
Саркидский отряд тоже остался — часть солдат стояла в деревне, а часть там, где Кельдерек впервые их увидел: на самых подступах к проходу Линшо. Тан-Рион объяснил Кельдереку, что йельдашейцы по-прежнему прочесывают провинцию в поисках беглых работорговцев, от слияния Врако и Тельтеарны до самого Прохода, и саркидский отряд образует нечто вроде кармана рыболовной сети. Назавтра вечером поймали еще двух работорговцев, которые несколько суток шли на север поодиночке — и оба в последней стадии истощения, — спасаясь от солдат, следовавших за ними развернутой цепью. А уже на другое утро йельдашейский отряд достиг Линшо, и охота закончилась.
Через пару дней, когда Кельдерек и Мелатиса возвращались с короткой рыбалки (сил у него хватило лишь на час), они повстречали на берегу Эллерота и Тан-Риона — неподалеку от места, где недавно стоял погребальный плот Шардика. Несмотря на обещание, данное Эллеротом при встрече, они с Кельдереком еще ни разу с тех пор не разговаривали. Однако Кельдереку не приходило в голову приписывать это забывчивости Эллерота. Последние несколько дней бан Саркида в деревне отсутствовал — проводил проверку своих сторожевых застав и биваков, — но Кельдерек в любом случае понимал, что не вправе рассчитывать на сердечное отношение Эллерота или на дальнейшее проявление формальной вежливости, выказанной утром по прибытии в Тиссарн. По чистой случайности бывший король Беклы оказался в плену вместе с сыном Эллерота и помог мальчику избежать смерти. Тем самым он спас жизнь себе, но теперь он не представляет никакой ценности для саркидского бана, уже сполна воздавшего ему долг благодарности.
Эллерот приветствовал Кельдерека с обычной своей учтивостью, справился о самочувствии и выразил надежду, что Мелатиса не находит условия жизни в деревне чересчур суровыми.
— Послезавтра большинство моих людей отбывают в Зерай, — сказал он далее. — И я тоже. Вероятно, вы оба захотите отправиться с нами? Сам я спускаюсь по реке, и у нас, вне сомнения, найдется для вас место.
— Мы будем очень вам признательны, — ответил Кельдерек, невольно чувствуя приниженность своего положения и полную свою зависимость от доброй воли этого человека. — Нам уже пора возвращаться в Зерай, а я, боюсь, еще недостаточно окреп для пешего похода с войском. Вы говорите «большинство людей». Значит, уйдут не все?
— Мне следовало бы раньше объяснить, — сказал Эллерот. — По условиям мирного соглашения с ортельгийцами мы берем под свою власть эту провинцию — всю территорию к востоку от Врако. Решение совершенно справедливое и разумное, потому что Бекла никогда Зерай не контролировала, а последний — и, собственно, единственный — здешний барон, ортельгиец Бель-ка-Тразет, не далее как несколько месяцев назад предложил нам аннексировать провинцию. Какое-то время — пока мы не обустроим местность — здесь будут находиться оккупационные войска со сторожевыми заставами на границах.