Ранзея запустила левую руку глубоко в мех. Добраться до кожи она не смогла, а потому принялась срезать ножом космы свалявшейся маслянистой шерсти, кишащей паразитами. Теперь руки у нее дрожали, и она работала торопливо, захватывая пальцами, осторожно приподнимая, отсекая и отбрасывая прочь пучки длинного жесткого волоса.
Вскоре она выстригла широкую щетинистую проплешину на плече медведя. Там проглядывала серая кожа в солевых разводах, пересеченная двумя-тремя венами — самая толстая из них зримо пульсировала в такт медленному биению сердца.
Ранзея повернулась, наклонилась к ящичку, стоявшему на земле рядом, и левой рукой осторожно извлекла из него два маленьких промасленных пузыря. А мгновение спустя вонзила нож в плечо медведя и резко дернула на себя, прорезав глубокую рану длиной с локоть. И тотчас же одним плавным движением всунула в нее сушеные пузыри, а потом прищипнула края раны пальцами, протолкнув пузыри поглубже, и почувствовала, как они лопаются там внутри.
Шардик зарычал, запрокинул голову и тяжело поднялся на дыбы, сбив с ног Ранзею. Однако она живо вскочила и встала перед ним во весь рост. На миг показалось, что сейчас зверь нанесет страшный удар лапой, но он качнулся вперед, схватил женщину в сокрушительные объятия и пронес несколько шагов, обмякшую, как старая тряпичная кукла. Потом медведь разжал хватку, и жрица безжизненно распласталась у него под ногами, точно ветхая рубаха, сдутая ветром с бельевой веревки. Опустившись на все четыре лапы, Шардик неверной поступью выбрел из леса на склон, повалился на бок и стал кататься по земле, яростно взрывая когтями дерн, роняя хлопья пены из оскаленной пасти.
Шельдра первая подбежала к жрице. Та лежала с неестественно вывернутой шеей и вываленным языком, как у повешенного; левая ладонь у нее была глубоко рассечена ножом. Когда Шельдра подсунула руку ей под плечи и попыталась приподнять, в раздавленном теле жутко хрустнули переломанные кости. Девушка осторожно опустила Ранзею обратно на землю, и та на мгновение открыла глаза:
— Скажи тугинде… выполнила приказ…
Изо рта у нее хлынула кровь, а чуть погодя ее длинное тощее тело задрожало слабо-слабо, как дрожит поверхность воды, возмущенная крылышками тонущей мухи. Еще через несколько секунд Ранзея неподвижно застыла. Поняв, что она испустила дух, Шельдра сняла у нее с пальцев деревянные кольца, подобрала с земли ящичек с тельтокарной и нож и вышла из леса на склон, где лежал без чувств Шардик.
19. Ночные вестники
На изготовление крепкой клетки ушел целый день (хотя достаточно ли она крепкая, еще предстояло выяснить). Выслушав все распоряжения, Балтис, главный кузнец, презрительно пожал плечами. Он ни во что не ставил Кельдерека — глуповатого молодого парня без семьи, достатка и ремесла (охоту кузнец ремеслом не считал). Балтис и его подручные, вооруженные превосходным оружием, намеревались принять самое деятельное участие в разграблении Беклы или, по крайней мере, Гельта и страшно возмутились, когда их отозвали из войска и заставили заниматься привычной работой. Кельдерек, потерпев неудачу в попытке объяснить здоровенному неуклюжему мужику всю важность порученного ему дела, пошел обратно к Та-Коминиону, уже выдвигавшемуся со своим передовым отрядом. Раздраженно чертыхаясь, Та-Коминион вызвал Балтиса к дереву, на котором висел труп Фассел-Хасты, и пообещал вздернуть рядом с бароном, если к наступлению темноты клетка не будет готова. Такой язык кузнец понимал достаточно хорошо — и тотчас же попросил удвоить количество работников, поступающих под его начало. Не имея времени на споры, Та-Коминион согласился дать Балтису пятьдесят человек, в том числе двух канатчиков, трех колесных мастеров и пятерых плотников. Когда войско потянулось по извилистой дороге под палящим утренним солнцем, Кельдерек и Балтис взялись за дело.
На Ортельгу отправили посыльных, и еще до полудня женщины и мальчики перетаскали в долину все оставшиеся на острове запасы топлива, почти весь пиленый лес и все до единого бруски железа. Бруски были разной длины и толщины; многие из них, по причине малого размера, годились разве что для сварки. Балтис велел своим мастерам выковать три колесные оси и возможно больше железных прутьев одинаковой длины и толщины, заостренных и с отверстиями на обоих концах. Тем временем плотники сработали из сухих выдержанных досок, иные из которых еще сегодня были частью стен, крыш и столов Ортельги, массивный помост с подкосами и с помощью рычагов водрузили его на шесть толстых цельнодеревянных колес.
К вечеру мастера выковали, сварили или нарезали шестьдесят квадратных прутьев — кривоватых, с неровными краями, но вполне пригодных для того, чтобы воткнуть их острым концом в дыры, пробуравленные по краям помоста, а потом закрепить железными штырями.
— Крыша тоже будет деревянная, — сказал Балтис, глядя на торчащие из досок прутья и широко поводя туда-сюда вскинутой рукой. — Железа больше не осталось, приятель, и взяться ему неоткуда, так что переживать по этому поводу нет смысла.
— Но деревянную крышу медведь разнесет в щепки, коли захочет, — сказал главный плотник.
— Такая работа не делается за день, — проворчал Балтис. — И за три не делается. Клетка для медведя? Я один из первых увидел владыку Шардика, когда он вышел из реки вчера утром и напал на бедного Лукона и его товарища…
— Но как мы затащим медведя в клетку? — перебил плотник.
— Ну, это нам неведомо…
— Твое дело — выполнить приказ повелителя Та-Коминиона, — сказал Кельдерек. — Богу угодно, чтобы владыка Шардик завоевал Беклу, и в этом ты убедишься собственными глазами. Сколоти крышу из досок, если иначе никак, и туго обвяжи клетку канатом.
Наконец, уже при свете факелов, работа была закончена, и Кельдерек, отпустив людей поесть, остался наедине с Шельдрой и Нилитой. Он обошел клетку, внимательно разглядывая, пробуя на прочность решетку, стуча ногой по колесам, ощупывая крепежные штыри, и наконец обследовал каждый из шести железных прутьев, которыми впоследствии предстояло заделать открытый торец.
— А как владыка Шардик выйдет из клетки? — спросила Шельдра. — Разве здесь не будет двери?
— У нас нет времени на изготовление двери, — ответил Кельдерек. — Когда настанет час выпустить медведя, мы найдем способ с божьей помощью.
— Он должен оставаться в бесчувствии возможно дольше, владыка, — сказала Шельдра, — потому как ни одна клетка на свете не удержит владыку Шардика, если он пожелает выйти на волю.
— Знаю, — кивнул Кельдерек. — Мы с таким же успехом могли бы соорудить для него обычную телегу. Знать бы только, где он сейчас…
Он осекся при виде Зильфеи, которая, тяжело хромая, вышла из темноты на свет факелов, поднесла ладонь ко лбу и тотчас бессильно опустилась на землю.
— Простите меня, владыка, — проговорила она, снимая с плеча лук и кладя рядом с собой. — Мы весь день шли следом за владыкой Шардиком, и я еле жива — даже не столько от усталости, сколько от страха. Он ушел очень далеко…
— Где он?
