Ослик прищурился, склонился к самой воде. И глазам не поверил – его отражение моргнуло, фыркнуло сквозь усы, махнуло перепончатой лапой, представилось: «Ошна!» – и поплыло к другому берегу, оказавшись обыкновенной выдрой.
Шухлик едва не упустил свою улыбку. Еще бы чуть, и она уплыла бы за выдрой. Потом опять лови ее сачком или на удочку в пруду!
Уже наступил вечер. Первый вечер Шухлика в саду Багишамал. Он и не заметил, как день прошел, как облетели с деревьев цветочные лепестки, как вызрели ягоды и фрукты.
Там и сям стояли раздвижные стремянки, на которых сидели всякие Божьи создания, собиравшие плоды в корзины. Среди них приметил Шухлик и тушканчика Уку, и фокусника Хамелеона, и енотов-полоскунов, и одного старинного знакомого сурка по имени Амаки, и кукушку Кокку.
– Идите ужинать, любезный, – услыхал он голос дайди. – Горсточка кишмиша поддержит ваши силы.
Да не забудьте с утра свистнуть вместе с петухами. Ангельских сновидений! Би-би! – прогудел на прощание.
И Диван-биби куда-то упорхнул, как ночной мотылек, в своем темно-красном халате. Хотя встречаются ли лысые мотыльки? Наверное. В саду Багишамал всякое бывает.
Садовая голова
Как говорится, от работы не будешь богат, а будешь горбат. Шухлик это запомнил еще с тех времен, когда жил у Маймуна-Таловчи.
Само слово «работа», понятно, происходит от слова «раб». А кто такой раб? Да просто подневольный сирота, вроде рыжего ослика Шухлика, который искренне, всем сердцем ненавидел всякую работу.
Ранним утром, когда деревья только-только зацветали, он свистнул, опередив петуха Хороза, отряхнулся, сгоняя сон, и с улыбкой на морде отправился к пруду.
Неизвестно, спал ли Шухлик с этой улыбкой, но она как-то помялась со вчерашнего дня и напоминала протяжный зевок. Однако настроение все равно, хоть чуть-чуть, а улучшала.
Веял легкий освежающий северный ветерок. Неподалеку бормотал ручей, и к пруду подходили умыться разные обитатели сада, кивая ослику как новому соседу. Особенно любезны были четыре енота и сурок дядюшка Амаки. Так долго и церемонно раскланивались, что у дядюшки закружилась голова, и он шлепнулся в воду, откуда его живо извлекла выдра Ошна.
Впрочем, попадались и хмурые ворчуны. Например, дикобраз Жайра, стуча длинными иголками, так глянул исподлобья, будто Шухлик спер у него завтрак. И крыса Каламуш, пробегая мимо, пискнула досадное «рыжий пень» вместо «добрый день».
Ослик и правда стоял как пень, ожидая, когда появится дайди Диван-биби и задаст работу, прикажет, что делать. Время от времени, восстанавливая улыбку, он потихонечку говорил: «Кишмиш».
Уже весь сад был в цвету, и сам день распустился, сладко благоухая, а дайди куда-то запропал. Шухлик обогнул по берегу пруд и прошелся вдоль ручья, осматривая по пути деревья, кусты и клумбы. Так он достиг родника и увидел, что его почти завалил огромный валун, съехавший с глинистого пригорка. Бедный родник, задыхаясь, еле пускал пузыри.
Шухлик уперся плечом, поднатужился и сдвинул камень, а затем откатил подальше в сторону. Оглядевшись, он решил, что и сам глинистый холмик здесь совсем ни к чему. Надо его срыть. Вообще расчистить место вокруг родника. Утрамбовать и выложить мелкой галькой.
Так он и провозился до вечера, пощипав на обед кое-какой травы. Между делом заметил: яблони дают такой урожай, что ветвям необходимы подпорки, иначе обломятся. К тому же хорошо бы отвести от ручья каналы-арыки к окраинам сада, где воды явно не хватает.
Уже затемно Шухлик приплелся к своему стойлу неподалеку от войлочной кибитки дайди Диван-биби, располагавшейся прямо под огромным древним платаном, или чинарой.
Он так уморился, что даже есть не хотелось. Пожалуй, и у Маймуна-Таловчи не каждый день настолько уставал.
Закрыл глаза, ожидая привычную черную яму, но всю ночь плыли перед ним розовые деревья и закатное небо, на котором проступала, как растущий месяц, знакомая уже улыбка.
Утром петух Хороз был очень горд, опередив Шухлика. Рыжий ослик с трудом проснулся, но сразу вспомнил, какие у него впереди дела, сколько всего задумано, и так свистнул от всей души, что сад встрепенулся и начал расцветать минут на двадцать раньше положенного.
Каждый день Шухлик находил себе новые занятия в саду. Устраивал затончики и плотины, водопады с фонтанами, замысловато подстригал кусты, так что они напоминали его знакомых – тушканчика Уку, например, или сурка дядюшку Амаки, – прокладывал новые дорожки и убирал опавшие листья.
Если бы его спросили, любит ли он свою работу, Шухлик, наверное, удивился: «Какая работа? От слова «раб»? Никто мной не понукает и не колет палкой в загривок. Что в голову приходит, то и делаю. А это я люблю. Просто моя голова оказалась садовой».
Ему уже не требовалось произносить «кишмиш» для поддержания улыбки. Она так надежно прилипла, будто резиновая купательная шапочка.
Все, казалось бы, прекрасно, однако кто-то постоянно вредил Шухлику – прокопанный накануне арык полузасыпан, дорожки сузились и окривели, а водопад совсем не в том месте, где был вчера! Исчезла знакомая вишня, зато неведомо откуда возникли три новых гранатовых дерева. Словом, очень странные садовые происшествия.
Ослик, хоть и улыбался через силу, но так злился на всех без разбору, что начинал порой рычать, как дикий камышовый кот, распугивая павлинов и фазанов.
Выдра Ошна, казалось ему, нарочно мутит воду в пруду. Фокусник Хамелеон дразнится, становясь ярко-рыжим, когда Шухлик рядом.
Тушканчик Ука вообще изображает из себя карликового осла, потому что имеет хвост с кисточкой. Даже дядюшка Амаки слишком уж приветлив, а кукушка Кокку кукует с утра до вечера, как сумасшедшая, назло Шухлику. Все хотят обидеть!
Особенно он подозревал дикобраза Жайру и крысу Каламуш. «Жутко неприятные особы! – думал Шухлик. – От таких всего можно ожидать. Устрою, пожалуй, засаду!»
И вот, когда наступили тихие сумерки, он спрятался в кустах облепихи. Очень удачно – рыжий среди рыжих ягод, не разглядеть. А ему все было видно, насколько может видеть подслеповатый ослик безлунной ночью.
Неподалеку успокоительно лепетал ручей. Пронзительно вскрикивали павлины, желая друг другу спокойного сна. А попугай Тутти, как обычно, мурлыкал колыбельную всему саду. Какие-то смутные тени порхали среди деревьев. И просыпались светлячки, не дававшие, к сожалению, достаточно света.
«Хорошо бы поставить несколько фонарей», – решил Шухлик и вдруг услышал осторожные шаги по тропинке вдоль ручья. Кто-то – наверное, с дурными намерениями – подкрадывался к фонтану, строительство которого ослик закончил на днях.
И наконец, проступила во тьме мрачная фигура. Не раздумывая, дико рыкнув, Шухлик, как типичный хищник, выпрыгнул из кустов. Запнулся о камень или корень и врезался со всего маху в ближайшее дерево, осыпавшее его спелыми гранатами.
