Устав, мама-ослица присаживалась у пруда, и остаток дня разговаривала с пчелами по сотовому телефону. Причем пчелы роились вокруг маминой головы и норовили проникнуть в сам телефон, потому что совсем ничего не слышали.
Но это были только цветочки.
И месяца не прошло, как под каждым деревом стояли однорукие бандиты и автоматы. Не те, что стреляют, а другие – игральные и с газированной водой, с пирожками и с горячими сосисками, с тертой морковкой и с яйцами всмятку.
Возникли американские горки, качели, карусель и колесо обозрения.
Потом Малай возвел терема вроде скромных дворцов – для сороки Загизгон, жаворонка Жура и сурка дядюшки Амаки. А Шухлику – особенный золотой шатер с изумрудными окнами.
Лесенки-стремянки, на которые взбирались вечерами все обитатели сада, собирая урожай, заменили лифтами. А хорошо подумав, решили, что и это ни к чему. Зачем нажимать на кнопку и терять время, трясясь в лифте, когда можно просто приказать джинну Малаю – пусть плоды будут собраны и разложены по закромам!
Казалось бы, достаточно. Можно, по крайней мере, сделать небольшой перерыв.
Однако маме-ослице срочно потребовалось метро, чтобы навещать кротов и лисоньку Корси.
Джинн трудился, как безотказная золотая рыбка, исполняя каждый день по дюжине бестолковых желаний.
Иной раз едва не плакал от легкомысленных приказов.
Например, соорудил посреди сада театр, а уже через неделю переделал его в огромную шарманку.
Когда ее ручка сама собой крутилась и звучала мелодия «Разлука, ты разлука!», можно было видеть, как высокие, низкие и среднего роста человечки скачут, как блохи, прыгают, ползают и бегают наперегонки.
Джинн ежедневно выращивал фрукты и овощи, которых не существовало в природе, – то мангонанасы, говорившие сказки, когда их поедали, то помибачки, прыгавшие в рот с любого расстояния.
От постоянных усилий чистый дух Малай неуклонно, как говорится, возрастал.
Из темницы-горшочка он выбрался небольшим ослом, но со временем достиг размеров коровы, потом верблюда и, наконец, слона.
Очень, конечно, странное зрелище – огромный красный ослище с горбиком на спине и пиратской повязкой на левом глазу!
Но если Малай возрастал как дух, то Шухлик – исключительно как тело.
Он так изнежился и раздобрел, что стал похож на рыжего бегемота или на четырехколесную квасную бочку. Не Шухлик, а какой-то Пухлик-Рыхлик-Тухлик!
В душе его воцарилось вялое отупение, а чувства совсем завяли. Только одно продолжало цвести день и ночь – желание иметь все больше и больше, жить все лучше и лучше.
Говорят, что это такие мелкие бесы вроде чертей вселяются в тебя и хозяйничают, как хотят, – искушают, соблазняют.
Шухлик позабыл даже о прекрасной осьмикрылой ослице Ок-Таве, о том состоянии счастья, которое мог создавать сам, без посторонней помощи. И Ок-Тава перестала являться в сад Шифо.
Ошеломленный сад остановился где-то на краю света посреди бескрайней дикой степи, куда ни один путник не забредал по собственной воле. Впервые за долгое время он растерялся и не знал, что же дальше будет.
Забитый до краев всякой всячиной, будто парк культуры и отдыха, затягиваемый паутиной и зарастающий сорняками, сад очень тревожился о своей дальнейшей судьбе. Раньше в нем было весело, а теперь как-то сонливо. Его хозяин и садовник утратил охоту к путешествиям. Вообще много чего утратил!
Конечно, когда все за тебя делают, лень и праздность одолевают, подкрадываясь со всех сторон. Доходит до того, что ленишься почесаться или даже поесть.
Шухлик подремывал в золотом шатре. Челка красиво разделена на две прядки и завита. Расчесанный хвост украшен золотыми шариками. Не простой осел, а какой-то падишах!
Ублажал его пожилой образованный орангутанг, доставленный джинном из цирка. Кормил восточными сладостями – засахаренным миндалем, персиками, начиненными изюмом, и прочими лакомствами, которые никогда не кончались в расшитом бисером парчовом мешочке. Разминал ноги, шею и спину, почесывал хвост и копыта, обмахивал страусиным веером.
Шухлика иногда подташнивало от такой жизни, но он терпел, думая, что лучшей быть не может. Куда же лучше, когда есть все, чего ни пожелаешь?! И полный покой, от которого, вероятно, и тошнит временами.
– Позволение?! – услышал он голос Малая из-за полога шатра.
И промычал изменившимся голосом, как откормленный бык, которому уже пора на бойню:
– Позволение!
– Мой господин, – вздохнул Малай, оглядевшись. – Я в затруднительном положении. Поглядите на мои размеры.
Рыжий ослище с трудом приподнялся на шелковых пуховых подушках.
– Да ты на меня взгляни! Как говорит мама, – очень возмужал…
– Сущая правда, блаженный повелитель, – поклонился джинн. – Вы так окрепли и поздоровели, что, думаю, в силах исполнить просьбу вашего покорного слуги. Отпустите навестить родственных духов! Нужен отпуск, чтобы прийти в себя! Если еще хоть чуток подрасту, застряну навеки меж игральных автоматов.
– В общем-то я не против, – замялся Шухлик. – Но все-таки отпросись у мамы…
– Слушаю и повинуюсь, – понурился Малай и вышел из шатра.
Задача и впрямь была не из легких. Куда сложнее, чем строительство метро!
Мама-ослица долго упрямилась – она и представить теперь не могла, как жить без джинна. А вдруг сломается телевизор или застрянет лифт?!
Бедный Малай совсем было отчаялся, но тут-то его и осенило, или озарило, что не так уж часто выпадает даже на долю чистых духов. Он пообещал вырастить в саду Шифо новое дерево, а именно – древо желаний, которое подменит его на время отпуска.
И, не мешкая ни минуты, создал нечто удивительное – великолепную помесь сосны с пальмой. А на макушке – невидимый с земли зеленый глаз, смотрящий в небо.
Этот глаз заглядывал на самое небесное дно, откуда обычно и приходят исполнения желаний.
Мама-ослица, не церемонясь, тут же испытала дерево, превратив для начала рыжую лисоньку Корси в чернобурку.
В общем-то она не для себя старалась, а для своих ближних, хотя ее заботы выходили подчас для них боком.
Черепахе Тошбаке заказала золотой панцирь с бриллиантами по краям. Старушка, увидав себя в таком царском наряде, попросила еще и небольшой трон со скипетром.
Сороке Загизгон достался прекрасный орлиный клюв и пышная разноцветная грудь попугая. А тушканчик Ука стал сумчатым величиной с кенгуру.
Мама-ослица была в восторге.
Раньше ей приходилось обращаться к джинну через сыночка, поскольку Малай только ему подчинялся. Нередко что-нибудь искажалось в ее желаниях. Зато теперь она могла командовать деревом самолично, как хотела, без всякого стеснения.
