В эти двери рано поутру и постучался Шухлик. Его, конечно, сопровождал Малай, как тело– и душехранитель.
Приняла их кабаниха Ева, поскольку сам хозяин копал где-то желуди на обед.
– Позолоти копытце, полосатый красавчик! – хрюкнула она. – Всю правду скажу!
И Малай постарался – раззолотил все четыре кабанихиных копыта, до самого брюха. Ева осталась очень довольна. Налепила из теста кучу пупков, самых разных видов и размеров. Замешала какую-то бурду в котелке на огне и бросила туда пупки, как пельмени.
– Возьму пыльно, сделаю жидко, брошу в пламень, будет как камень! – подмигивала и похрюкивала она. – Еще минутка, драгоценные, и все узнаете!
Но узнать не успели.
Только миновала минутка, как дверь с треском распахнулась и на пороге возник почерневший более прежнего, сверх всякой меры, мастер Кузойнак.
Снял очки, под которыми оказались обычные мутноватые глазки, но такие пустые, что оторопь брала, и свирепо глянул на Еву.
Кабаниха завизжала как резаная и мигом облысела, будто ее тщательно выбрили.
Это было странное и печальное зрелище – совершенно голая кабаниха с позолоченными копытцами. Неловко было глядеть на нее – то ли обычная свинья, то ли диковинная заморская корова.
Стыдливо хрюкая, она скрылась в спальне.
– Простите за дикую сцену! – раскланялся мастер Кузойнак, водружая очки на место. – Однако ворожея превысила свои полномочия. Ишь, куда задумала рыло совать?! Не ее свиное дело гадать о пупке Земли. Это великая тайна! Только для посвященных! Вот если вступите в наше братство – тогда я сам поведаю все, что знаю.
Он щелкнул каблуками и вышел, оставив запах пожарища и привкус одеколона после бритья.
Да, мастер производил впечатление строгого, но дельного человека, который если и пускает что на ветер, то исключительно чары.
Шухлик даже призадумался, не вступить ли действительно в братство? Только на пару дней, чтобы выяснить, наконец, куда путь держать.
– Обязательно вступай! – убеждал за ужином козел Тюша.
– Боюсь, как вступишь, так уж и не выступишь! – сомневался Шухлик. – Не говорю о присутствующих, но большинство колдунов питаются темными силами, которые дают кое-какие познания и умения, зато оглупляют и опустошают душу.
– Ну, это слишком неглубокий взгляд, – попытался возразить Тюша.
– А где тут глубине-то взяться! – разошелся Малай, хватив настойки кочерыжника. – Гадалки вовсе не предсказывают, а навязывают будущее. Может, сами того не желают, но не ведают, что творят! Да разве что-либо мудрое ведают ведьмы или знают знахари? Только то, что кубики Ларвы нашепчут. У всех здесь развиты одни лишь чувства-паразиты вроде глистов. Простите, не за ужином будет сказано!
Белый козел Тюша горько вздыхал и кивал бородой. Не спорил больше, а вроде бы даже соглашался. Шухлику совсем не хотелось его обижать. Такой тихий приятный домосед, выходивший на улицу лишь ранним утром, когда самое время травы собирать.
К счастью, ужин быстро закончился и Малай не успел наговорить еще больше дерзостей, поскольку, перебрав настойки, захрапел прямо за столом.
Не от мира сего
На любой границе жить непросто.
Попробуйте вольготно устроиться на выступающей острой грани. Как ни вертись, то в одну сторону соскользнешь, то в другую скатишься!
Ну а в этом безымянном полуразрушенном городке колдунов, приютившемся между двумя мирами, было как-то особенно беспокойно. Каждый день новые неприятности.
То весь город по недосмотру начинающего знахаря зарастет поющим бурьяном, таким высоким и колючим, что не продерешься.
И слушай его заунывные песни, покуда не засохнет. Или же попрет из всех щелей шевелящаяся сон-трава, от одного вида которой засыпаешь на месяц.
А то вдруг нерадивый чародей напортачит, и слетятся тучами, будто саранча, кикиморы – черненькие, тоненькие, как солома, и головы не больше наперстка. Всюду суются с советами! Все нечаянно ломают и опрокидывают. Но особенно любят теребить за волосы. Ни днем ни ночью нет от них покоя.
Злые и растрепанные, бродят колдуны, подыскивая самые сильные заклятия. Но кикимору одними словами не выкуришь. Чтобы наверняка извести, надо обращаться к духам.
Вот колдуны и призывают потусторонние, чуждые силы, требуя у них помощи.
А ведь каждому существу Творец дал столько собственных сил! Нужно только развить их, взрастить, укрепив любовью. Ну, конечно, это труд! А колдуны слабы и ленивы.
Так и получается, что всю свою жизнь, вольно или невольно, вызывают они духов. Хотя и знать не знают, кто именно явится! Это все равно, что впотьмах набирать номер телефона «скорой помощи». Того и гляди ошибешься, и нагрянет пожарная команда с брандспойтами и топорами.
Вообще слово «колдовать» попросту означает – заговаривать! Колдуны знают особые слова – невнятные и темные, без смысла, но звонкие. Могут обаять ими, пленить, обморочить.
От этих прельстительных слов мутнеет сознание и увядают добрые чувства. А на их звуки спешат нечистые духи, которые слоняются, неприкаянные, там и сям, ища легковерных, алчных, недалеких, чтобы проникнуть в их души и опустошить – установить там свои порядки.
Истребляют они свет и сеют мрак.
Нет света среди колдунов! Хуже того – не отличают они свет от тьмы!
Как соберутся два колдуна, так непременно слово за слово, язык за язык – шум да ссора! Хорошо, если не драка.
А уж коли сошлись две ворожеи, обязательно жди потасовки. Ворожея – от слова ворог, то есть враг.
Чтобы придать ссорам да побоищам пристойный вид, в городе каждую неделю проводили состязания колдунов. Команда на команду! Например, гадалки против магов или кудесники против ведьмаков.
Козел Тюша не раз приглашал Шухлика с Малаем посетить эти соревнования, или турниры.
– Захватывающее зрелище! – блеял он. – Сходите – не пожалеете.
На другой день после памятного ужина с настойкой кожерыжника они повстречали соседа-кабана.
Ев недобро поглядел на Шухлика и хрюкнул, как зарычал, показав кривые клыки:
– Напрасно кабаниху обидели! Это так просто вам с рук не сойдет! Вообще слыхал я, что вы шутки шутите – сомневаетесь в колдовстве! Опасное заблуждение!
К вечеру пожаловал мастер Кузойнак. Уселся посреди столовой на табуретку и долго тягостно молчал. Особенно тяжелым выглядело молчание из-за черных немых очков.
Неизвестно, куда глядел колдун, может, просто спал на табуретке, но Шухлику казалось, что именно в него уперт пронзительный взгляд. Вот-вот высверлит дырку в голове или проткнет насквозь.
Тюша крутился вокруг мастера, предлагая настойки с закусками. Но не удостоился внимания – ни знака пальцем, ни движения бровью.
