Сам Кианг, как ни в чем не бывало, легкомысленно скакал по утесам. Мчался куда-то, словно по неотложным делам. Его светлое брюхо стелилось над скалами, как облако, увлекаемое ураганным ветром. И все же, заметив рыжего ослика, он мгновенно скатился вниз.
– Почтенный ходжа Шухлик! – поклонился Кианг. – Мне не дано знать, куда вы путь держите, но я хотел бы познакомить вас с моей невестой Осмон. Окажите честь спасенному вами! Это не так далеко, и я потащу ваш камень.
«Неудобно отказываться, – шепнуло Чу. – Чувствую, стоит посетить эти горы!»
Камень любви легче пуха, Шухлик, конечно, не отдал, но угнаться за диким полоумным ослом не мог.
Кианг все время убегал, скрываясь из виду, и возвращался. Вверх-вниз, вперед-назад, как собачка, которой не терпится показать хозяину что-то эдакое, чего тот в жизни не видывал, – какую-нибудь прошлогоднюю косточку из холодца. Наверное, Кианг очень торопился к невесте Осмон. Чтобы его не задерживать, Шухлик только подмигнул мысленно чувству Чин, как сразу очутился на вершине горного хребта.
Его взору открылась невероятная картина – огромное глубокое небо со всех сторон.
Сначала показалось, что далеко внизу – океан или облака. Однако солнце не уходило, как обычно, за горизонт, а опускалось прямо к подошвам гор. Быстро закатывалось, будто мяч под шкаф. Уже повсюду мерцали первые звезды – над головой и под ногами.
Прискакал запыхавшийся дикий осел.
– Где же твоя невеста? – обернулся Шухлик.
– Да вот она – перед вами, драгоценный ходжа! – воскликнул Кианг. – Моя неизвестная, незнакомая Осмон – небо мое! Как она прекрасна!
Шухлик изумился, хотя, казалось бы, невозможно еще чему-то дивиться, когда стоишь посреди неба – на краю света.
– Разве бывают незнакомые невесты? – спросил он.
– А как же! – кивнул Кианг. – Потому так и называются, что незнакомые, – не-веста! А если знакомая, то просто – веста!
И он – небесный жених – устремился вниз по скалам, навстречу своей незнакомке.
Солнце скрылось под горами. Отворилась такая бездна, что душа обомлела.
Шухлик замер над обрывом и медлил, не зная, куда теперь. Тогда Чу подтолкнуло вперед, и он поскакал сквозь звездные дебри.
Камень Чантамапу увлекал его, утягивал в глубокую впадину, на дно неба, откуда был родом.
«Это небо, как невеста, совсем незнакомое! – думал Шухлик. – Не-бо! Получается, что знакомый – Бо?»
«Ибо воистину Бог – господин, одаряющий счастьем! – вдруг высказалось Чу. – Все мы под небом у Творца!»
На самом небесном дне Шухлик заметил какую-то дыру, напоминавшую мутный пруд, в котором когда-то утконосы рыли нору.
«Не это ли пупок, развязавшийся сам по себе? – подумал рыжий ослик. – Где же ему быть, если не здесь!»
Однако Чу разочаровало.
– Просто дыра в Хаос, где конец света. Заштопай ее!
– Вероятно, она нужна, – предположил Шухлик. – Например, как вентиляция или водосток? Еще бывают такие специальные дырочки на одежде, чтобы продувало и меньше потел. Прикроешь ее, а потом весь мир перевернется!
– С потением мало знакомо! – отвечало Чу. – Но говорю тебе – дырка тут лишняя и бесполезная. Случайная и вредная! Плохая дырка! Оттуда прет всякая дрянь, вроде безумных мыслей, которые, овладевая многими, принуждают творить зло. В общем, заразная дыра!
Пришлось чувству Чин повозиться с этой прорехой. Дыра никак не давалась. Уворачивалась, то сужаясь до игольного ушка, то распахиваясь необъятной зубастой пещерой. Рвала и путала нитки, перекусывала проволоку и стальные канаты.
И все-таки Чин умудрилось извлечь свет из самой дыры и, соткав сияющий пластырь, залепило крепко-накрепко, чтобы никогда не отворялась.
Порядком намучилось!
Зато сразу разлился по небесному дну лучезарный блеск, озаривший бриллиантовый мир вечных и нерушимых истин.
И Шухлик увидел, какие чудеса были скрыты.
Прежде, обойдя со своим райским садом почти все страны, он ничего не разглядел толком. Прогулялся, как по музею, бегло окидывая взором выставленное напоказ. Скользил по поверхности.
Теперь, когда работали его новые чувства, все казалось совершенно иным, наполненным смыслом. Будто из мешанины букв сложились слова, а из отдельных слов – стихи и песни.
И не то чтобы мир стал понятнее! Наоборот, беспредельно сложнее. Главное, он был не случаен, этот мир, а придуман, как сказка про белого бычка, – все безумно важно и в то же время все пустяки.
Если правильно смотреть, все как-то особенно весело и по-весеннему радостно. Так хорошо, как жаворонку в небе или карасю в чистом пруду.
Шухлик услышал слова, долетевшие к нему эхом через тысячи лет.
«Наступит совершенное время! Другое откроется небо, и новые пути! Носили мы образ земной, будем носить и образ небесный…»
Не успел еще рыжий ослик разобраться, что к чему, как припорхнул из сада Багишамал голос Дивана-биби.
– Ты всемогущий осел! – кричал учитель прямо в ухо. – Прикажи себе быть таким, каким хочешь стать! Направь силу Чу и Чин каждой своей клеточке! И тогда…
Перебила его мама-ослица, приславшая что-то вроде телеграммы-невидимки, из которой почему-то улетучилось большинство гласных, – «в сду бз прсшствий, прибл Млй с ткнсми, жвы-здрвы, ждм-недждмся».
Возможно, после утраты дерева желаний мама стала бережлива, экономила буквы, поскольку джинн не потакал ее прихотям.
Шухлик тоже отправил сообщение с видами бриллиантового мира. Обещал, что скоро вернется, если, конечно, не возникнут неодолимые загвоздки, хотя теперь это вряд ли возможно.
Впрочем, рыжий ослик покуда не знал, как выбраться с небесного дна. Огляделся и приметил на берегу Млечного пути челн, подобный тому, на котором увез его Харитон в страну безмерья и безвременья. Когда чувство Чин действует, сразу выбираешься на свет, отряхивая скорлупу, как цыпленок из яйца, – превращаешься в бриллиантовый шар, наполненный чистым духом.
Подобно метеориту, с камнем Чантамапу на спине, вылетел рыжий ослик к знакомой черной реке, неподвижной, странно гладкой, и приземлился рядом с лодкой, забитой капустными кочанами.
Жизнь откликалась на все желания!
И Шухлик ощущал, как творец Бо любит его и одаряет счастьем!
Счастье вообще
Загвоздки
Взъерошенные капустные головы, приветствуя Шухлика, оживленно переговаривались и перемигивались. Подошел и лодочник с кривым веслом в руках, будто с отломленной от него самого веткой. Корявый Харитон, как дерево-бузина. Слепо поглядывал из-под густых бровей, напоминавших птичьи гнезда.
– Вот тебе – привет! – пробурчал он, жуя капусту. – Кажется, знакомый осел! Нашел ли, чего искал? – И постучал пальцем в камень Чантамапу.
