– По машине Ренат стрелял, – возразил Мухин.
– Эх, длинный же у тебя язык…
– Что, действительно будешь его искать?
– Я – нет. А оболочка будет, для нее это важно. Видишь, какой молодой, а уже генерал-майор.
– Слушай-ка!.. – спохватился Виктор. – Мне одного человека прощупать требуется. Человечка, вернее… Помоги, а?
– Тебе это очень нужно?
– Заказ Шибанова. Он меня там живьем жрет!
– Да где тебя только не жрут, Витя! Ладно, давай…
– Корзун Матвей Степанович… – Мухин перечислил все, что помнил. – Я даже телефон его знаю.
– Откуда?
– Из справочной.
– Гениальная простота! – хохотнул Борис. – Больше так не делай. Никогда, понял? Все справочные в оба конца работают. И если твой Корзун будет найден с пробитой головой, первым прихватят тебя. Что надо-то?
– В нашем слое этого Корзуна ЦРУ завербовало. Шибанов хотел брать, а тот на дно залег. Вот мне и велели прикинуть, что это за «дно», в каких оно краях.
– Задачка. Он же не тот…
– Да все понятно, Боря! – воскликнул Мухин. – У него здесь и семья другая, и работа, и даже размер обуви другой может быть. Но… ты попробуй, а?
Борис кому-то позвонил и, перечислив анкетные данные, добавил только одно слово: «связи».
– К вечеру будет тебе Корзун со всеми потрохами, – заверил он.
– К какому вечеру? Мне два часа осталось!
Застонав, Борис опять набрал номер.
– Это горит, – сказал он. – Через час доклад.
– Через час тоже поздновато… – произнес Виктор.
– Ты что, совсем охренел?
– Да не проживем мы с тобой этот час, – ответил он и показал вперед.
Дорога под мостом была перекрыта двумя черными «Чероки». Между джипами, у гранитного парапета, за фермами моста – везде стояли люди со вскинутыми автоматами. Сзади, неумолимо сокращая дистанцию, приближалась «Газель» с хлопающими дверцами кузова – видимо, грузовичок угнали на скорую руку, прямо от магазина.
Слева за рекой движение было активным, и даже чрезмерно: машины носились туда-сюда, скапливались у светофора и вновь срывались с места. Стреляй хоть из станкового пулемета – там никто не услышит. Здесь же, в районе, отравленном фабрикой и старой ТЭЦ, не было ни души.
– Хорошее местечко, – оценил Борис. – Значит, будем прощаться, Витя. Водитель ты неважный, так что я на тебя не надеюсь.
– Ага… – молвил Мухин, не снижая скорости. – Ну, прощай, тогда…
В ту же секунду машина споткнулась о шквальный огонь. Лобовое стекло моментально потеряло прозрачность и тяжелой мокрой скатертью рухнуло в салон. «Девятку» завело вбок и понесло по дороге кувырком. Мухин почему-то вспомнил, что багажник на крыше он так и не снял.
«Что, придурок, перед смертью подумать не о чем? – взбеленился он. – Умирай достойно, кретин. Серьезно умирай, без всяких там багажников…»
«Девятку» перестало кидать, но тащило еще несколько метров, пока она не уткнулась ободранным крылом в заднее колесо «Чероки».
Мухин открыл глаза и с недоверием посмотрел в окно. Окна как такового не было, от него осталась сплющенная треугольная амбразура, в которой небо почему-то лежало внизу, а земля висела сверху. Но гораздо сильней Виктора смущал запах бензина. Этого запаха было слишком много, и он был везде.
Мытый скат с выпуклым словом «Goodyear» зацепил «девятку» и откатился. До Мухина донеслось короткое шипение. Он не сразу сообразил, что это за звук. Потом все же припомнил.
С таким звуком зажигается спичка.
Глава 21
– Живые они там, нет?..
– Мы старались не зацепить…
– Учти, Медведь: если померли – сам им будешь искусственное дыхание делать.
– Это «рот в рот», что ли?
– По-всякому.
Спичка обожгла кому-то пальцы, и некто, чертыхнувшись, зажег новую.
– Не, я с мужиком целоваться не буду, – сказал невидимый Медведь. – Тем более, с мусором, – добавил он, подумав.
– Я, что ли, буду?! – возмущенно спросили где-то совсем близко, и Мухин наконец понял, что это говорит женщина. Голос у нее был хрипловат, как у простуженной. – Давайте, ребята, выковыривайте их. Если что – роняй.
Последнее, вероятно, относилось к спичке, и Виктору страшно захотелось знать, что это такое – «если что», и как его избежать.
– Не рыпайся… – простонал справа Борис.
– Ты мне на кладбище уже советовал, – мстительно произнес Мухин, сплевывая кровь и какие-то мелкие крошки.
– На кладбище я сказал «не дергайся». А тут – «не рыпайся». Разница…
– Что, сейчас хуже?
– Намного. Глянем, что за братва нас подстрелила. Может, договоримся. Я все-таки фигура…
– Эй! – раздалось снаружи. – Да они там бакланят! Увлеклись, понимаешь, беседой и не заметили, как колесо спустило.
Говорил, похоже, записной бригадный юморист. Отовсюду послышался хохот – конечно, шутка удалась на славу.
Виктор с Борисом хмуро переглянулись. Народу вокруг стояло много – человек пятнадцать, а то и больше, и шансов как-нибудь невзначай расстрелять их одной обоймой не было даже у генерал-майора.
Машину раскачали и перевернули. С потолка посыпались осколки, и Мухин втянул голову в плечи. Левая рука была зажата покореженной дверью, правая не двигалась сама по себе.
– Гляди на них, Люся! Да они живее меня!
«Люся»?..
Виктор пригнулся и в сплющенном окне увидел Людмилу. Она была в той же черной двойке – классические брюки и строгая закрытая блузка. Стильные очки куда-то пропали, а на правом виске алела, заметно опухая, крупная ссадина. И еще у нее было туго забинтовано горло. Потому и голос звучал сдавленно.
– Ну, это точно каюк, – уверенно сказал Борис.
– Так Людмила же… – не понял Мухин.
– Потому и каюк. Она в этом слое… как бы помягче выразиться…
– Вы, бубны голимые!.. – процедила Люда. – Еще слово, и языки друг у друга съедите, вам ясно?
– Тебе ясно?.. – беззвучно спросил Борис. – Можем и съесть, она такая…
– Но Людмила!.. – воскликнул Виктор.
– Да никакая это не Людмила! – зашипел на него Борис. – Это Люся Немаляева по кличке Игла. Четыре судимости, пять побегов. И нам с тобой пришел пиз…
– Хорош базлать, мусорки! – прикрикнул все тот же шутник. – Вопросы здесь задаем мы!
– Медведь, доставай перо, – сказала Люся. – Будем операцию делать, а то от них очень много текста. Уполовиним.
