Ненавижу такие рукопожатия!
Я руку свою у нее забрал, говорю:
– Кто там у тебя, за колонной-то?
– Ах, это, – говорит. – И вовсе он не прячется. Просто сюрприз тебе хотели сделать. Володька, выходи! – И кивает кому-то, кто за колонной, слева от нее стоит. Только я ведь не слепой, видел, куда она глазами вначале скашивала. За правой колонной тоже кто-то прятался. Я об этом, конечно, промолчал, но на всякий случай решил, что надо себя поосторожнее вести. Как-то подозрительно все получается.
Но Володьке я все-таки обрадовался. Совсем не изменился пацан!
– Здорово, Владимир! – говорю. – Какими судьбами?
– Привет, Павел. – Смотрит на меня весело, но в то же время как-то настороженно. – Да вот, решил столицу посетить, посмотреть, как тут наши.
– Володя, между прочим, – встряла Зоя. – пять лет до нас добирался, от самой Керчи пешком шел!
– Да ну? – удивляюсь. – Неужто правда? Всю дорогу пешком?
– Ну да. – Пожимает плечами. – Только не шел, полз скорее. Все катакомбами, катакомбами… Там, знаешь ли, поезда не ходят, не то что у вас! – Он восхищенно оглядел мой вагон снаружи, попытался сунуть голову внутрь, но только стукнулся лбом и смешно расплющил нос о все ту же невидимую стенку. Сказал, будто оправдываясь: – Я б и быстрей дошел, да только пару раз свернул не там, где надо. Так что…
– Да ладно тебе! – говорю. – Хорошо, что вообще дошел! Володька!
Тут я не удержался и полез к нему обниматься. Все-таки столько лет не виделись. Володька тоже раскис: по спине меня стучит, носом в плечо тычется, а еще хорохорится, вроде как от пола оторвать меня хочет. Только хрен что у него вышло! Это когда-то мы с ним одинаковые по силе были, а теперь и росточком он мне по грудь, и весу в нем, дай бог, половину моего будет. В общем, пыхтит, как перегруженный мерин, покраснел весь, но не сдается.
Не сразу до меня дошло, что это он меня так – обиходом, обиходом – пытается из вагона вытянуть. А из-за колонны – я краем глаза заметил – уже показался кто-то третий и неслышно так, на цыпочках к нам сбоку подкрадывается.
– Да ладно, тебе! – говорю Володьке. – Кончай обниматься, я тебе все ж таки не девка! – Ручки его слабосильные от себя оторвал и в вагон запрыгнул. Так оно спокойнее.
Этот третий, который раньше за колонной прятался, теперь весь на виду оказался. Стоит, молчит растерянно, глазами телячьими из-под золотистых бровей на меня зыркает. Ну чисто телок! Я тоже молчу, не скрываясь его рассматриваю.
Этот на вид постарше Зойки с Володькой будет, хотя, может, и не намного: седые виски его уж больно старят. Не, ну семнадцать-то ему точно есть! И похож на кого-то очень, вроде бы… Вроде, на артиста какого-то. Да точно! В том же пионерлагере на открытой эстраде кино крутили, там я его и видел. И фамилию когда-то знал, только что-то не вспоминается она. Хотя, может, вспомнится еще.
Так бы мы и простояли молча до отхода поезда, если б не Зойка.
– Знакомьтесь, – говорит. – Это Павел, а это, – тут она на него посмотрела… Да так посмотрела, мне аж сплюнуть захотелось под ноги… или еще куда. В общем, все мне с ними сразу ясно стало. – Это наш новый старший товарищ. Его зовут… – И снова ему в глаза заглянула, будто разрешения спрашивала. Старший товарищ еле заметно кивнул.
– Ты так и будешь при нем переводчицей работать? – перебил я ее. – Он что, сам за себя сказать не может? Или, может, противно ему со мной разговаривать? – И снова носом шмыгнул. На этот раз – с вызовом.
Тут седой заговорил:
– П-п-почему не могу? Оч-чень даже могу.
И попытался улыбнуться. Только жалкая у него улыбка вышла. Зато уж я во весь рот оскалился. Ненавижу, когда над ущербными насмехаются, но тут уж ничего поделать с собой не смог: не надо было Зойке на него так пялиться!
– А, – говорю, – п-понятно! Т-так бы сра-а-а… сра-а-а-а…
– Прекрати! – прикрикнула Зойка и даже пяткой босой притопнула от злости. Ишь ты, поди ж ты, как она его защищает! Меня б так кто защищал, когда меня за тридцать рублей… и даже не серебряных… Ну да хрен-то с ним!
– Ладно, – говорю. – Больше не буду.
– Н-ничего, – говорит седой. – Я уже п-привык, не-е обижаюсь. Меня, кстати, О-о-олегом зовут.
– Ну точно! – Тут я и фамилию сразу вспомнил. – Олег Табаков! Я ж кино про тебя видел!
– Нет, – снова встряла Зойка. – У Олега на самом деле другая фамилия. Только тебе ее пока лучше не знать.
– Для кого это, интересно, лучше?
– Да не обижайся ты! Для всех нас лучше. Для усиления конспирации. Теперь только руководитель тройки знает своих подчиненных пофамильно. Это Олег придумал.
– Да что ты все заладила: Олег, Олег! Кто он такой, твой Олег? Откуда взялся, такой умный, на нашу голову?
– Ш-ш-ш, – зашипел седой.
Зойка вопросительно посмотрела на него, вроде как по губам читать пытается. И так мне от ихних переглядок муторно на душе стало, что я все-таки не удержался и плюнул. Правда, постарался ни в кого не попасть.
Ненавижу такие душещипания!
– Шахта, – выговорил Олег наконец, – номер 8-бис. От нее – прямое ответвление к се-се-семнадцатой шт-тольне. Оттуда, п-правда, еще долго пришлось да-абираться… И все в гору, в-в-в… Вот оттуда и я взялся.
И снова улыбается. Типа не гордый.
…прощайтесь, свидание заканчивается!..
– вдруг сказал чей-то голос откуда-то сверху. Я чуть язык не прикусил, до того это было неожиданно.
Тут поезд тихо зашипел и также тихо начал отъезжать.
Зойка сразу оживилась, затараторила быстро и гладко, как по бумажке:
– Слушай, Павел! Мы все: Олег, Володька, я и остальные наши товарищи – ты не думай, нас здесь много! – решили, что нам необходимо вновь сплотить ряды, чтобы выбраться наконец из этих мрачных подземелий и…
Зойка шла рядом, стараясь не отставать. Пока это было легко, но поезд постепенно набирал ход.
– …и вернуться в подполье!
Тут они заговорили все трое.
– Мы нужны там, наверху, – сказал Володька. Он тоже шел рядом с поездом. – Мы создадим новую подпольную организацию, в этом нам поможет большой опыт подпольной деятельности нашего старшего товарища Олега.
– Т-только прежних ошибок мы п-постараемся не-е-е допускать.
– Усилим конспирацию!
– Надо делиться не на п-пятерки, а на тройки, та-а-ак без-з-з…
– …опаснее!
– Мы поведем за собой нашу новую молодежь…
– расскажем ей об истинных ценностях, вернем идеалы…
– освободим от пороков фальшивой демократии…
– от всех этих реп-п-пов, рейвов, и э-э-э…
