Попробуйте! Глагл бежит вниз, хотя выродки шумно перетаптываются как раз где-то снизу. Толпа выродков похожа на чудовище, у которого много ног и всего одна голова. Правда, до ступеней им еще далеко. Чудовище путается в собственных ногах, громко переругивается промеж себя.
Вниз, вниз, вниз… Глагл прыгает со ступени на ступень, придерживая пищалок руками. Пищалки, должно быть, от тряски, начинают шевелиться, царапают коготками грудь Глагла. Не упустить бы.
Глагл успел пробежать мимо выродков, как раз когда первые из них добрались до ступеней. Кто-то попытался ухватить Глагла за ногу чем-то длинным и неприятно липким. Одновременно чей-то голос прямо у него над ухом произнес: «Уже бишь… биишь… джвинацати!» Глагл свободной ногой ударил назад, не целясь. Куда-то попал. Длинное и липкое убралось.
Вниз, вниз, вниз… Ласковый Ми… Ни камня на пути, ни трещины… Пожалуйста! Глагл устал, он тяжело дышит. Выродки тоже должны устать, они громко и непонятно ругают Глагла. Только старый Ауэрман все равно кричит громче. «Остановись, железнозубый, я узнал тебя!» Он никогда не устает.
Вниз, вниз, в… Глагл с трудом удерживается на ногах, когда ступени внезапно кончаются. Где-то совсем рядом должен быть невысокий заборчик. Глагл перепрыгивает через него. Пищалки при этом все-таки слетают с шеи, но Глагл быстро нашаривает их на земле и вешает обратно. Все-таки он очень пррредусмотрительный! А если бы он не догадался связать пищалкам хвосты? Попробуй их тогда найди-сыщи, как говорит старый…
Сзади, очень близко раздаются приглушенные вопли, шум свалки, громкий деревянный треск. Это рушится невысокий заборчик. Глагл бежит по горелой дорожке и дорожка пружинит у него под ногами. Хорошо, когда пружинит, легко бежать. Плохо, что шагов совсем не слышно. Ни своих, ни чьих. Где они, тоцкие, далеко ли? Глагл бежит в сторону Пролома. Почему он так уверен, что бежит именно к Пролому, а не в какую другую сторону, к вонючему баракчику, например? Глагл не знает. Просто уверен. Просто он сначала думает, что, если он не хочет попасть в руки выродков, лучше бы ему бежать в сторону Пролома. А потом начинает бежать и чувствует, что бежит пррравильно.
Выродки так не умеют. Наверное. Это хорошо. И шагов на горелой дорожке совсем не слышно. Это тоже хорошо. Спасибо тебе, Ласковый Ми, я улыбнусь тебе потом, радостно, только бы сейчас старый Ауэрман…
– Да не туда! Куда вы тащитесь, дети содомовы, гоморровы? За мной! За мной все, там он! Чую я его…
Не уйти. Много их. А Глагл уже почти выдохся. До Пролома недалеко, за ним – Большая Эскапада, ни свернуть, ни спрятаться. И горелая дорожка кончается, все слышно будет. Догонят, обязательно догонят. Бросить им, что ли, пищалок? Жалко…
Надо попробовать по-другому. Там, в самом Проломе, с одной стороны в стене есть выбоинка. Маленькая, но, скрючившись, можно поместиться. Плохо, что открытая – обязательно найдут. Сами выродки не найдут – старый Ауэрман подскажет. Если только…
Глагл перестает бежать и, согнувшись пополам, пытается отдышаться. Устал, совсем устал. Лечь бы… Прямо на горелую дорожку, такую мягонькую… Нельзя. Не заметят – так затопчут, тут двоим не разойтись. Глагл идет вдоль слабой стены, ведя по ней рукой. Пальцы нащупывают пустоту. Выбоинка тут. Глагл заранее изгибается, одной рукой придерживая пищалок, другой прикрывая голову, но все равно задевает ею за верхний край выбоинки. Голова начинает болеть. Выродки устало пыхтят уже около Пролома. Даже старый Ауэрман замолк, похоже, тоже устал. Или причуивается? Надо скорее!
Глагл никогда раньше не пытался говорить-без-слов со многими. Только с одним. Но сейчас придется попробовать. Да, попробовать и постаррраться.
Глагл открыл глаз.
Он не мог сейчас видеть. Тут нечего видеть.
Но он пррредставил себе как он видит. Как из его глаза исходит тусклое зеленоватое свечение. Оно собирается в большое бесформенное пятно и колышется в воздухе прямо перед Глаглом. Пятно растет. Мало, надо еще! Чтобы всем хватило… Пятно разрастается до огромных размеров. Глагл заставляет его двигаться. Он находит пятном тоцких выродков. Он накрывает их пятном. Он чувствует их. Они в нескольких шагах от Пролома. Они устали, но еще сильны. Они голодны, но это не главное. Там, возле невысокого заборчика двое выродков остались раздавленными, так что голод – не главное. Они злые. Глагл не смог понять, почему, но они очень злые. И самый злой в толпе – старый Ауэрман. Он уже не может кричать. Он только подталкивает в сторону Пролома неповоротливых выродков и зачем-то теребит разлохмаченный конец отобранных у Януса мыфынок…
Сейчас…
Глагл закрыл глаз.
Глагл никогда раньше не пытался говорить-без-слов со многими. Сейчас он будет кричать-без-слов им всем.
Я побежал прямо. Прямо по Большой Эскападе. Вы слышите, как я бегу по ней. Я побежал прямо…
Голова раскололась от боли. Это было страшнее, чем три удара об стену. Чем много ударов. Глагл задохнулся…
Боль стала чуть слабее, когда первые выродки уже потянулись вдоль по Пролому. Теперь болело так, будто в голову Глагла пролезла пищалка и стала медленно прогрызать ее изнутри.
Пищалки! Глагл забыл придушить их! Сейчас они уже окончательно ожили, одна скреблась по шее, другая залезла на плечо, поднялась на задние лапки и стала тыкать в ухо Глагла своим теплым и твердым, как кончик мизинца, языком. Но пока они не пищали. Хорошо, что пока не пищали…
Выродки шли друг за другом меньше чем в шаге от затаившегося Глагла. Он зажал рукой рот, чтобы они не услышали его дыхания. Другую руку он положил на сердце, чтобы не так билось. Глагл вздрогнул, когда услышал совсем рядом хриплый голос старого Ауэрмана:
– Пошевеливайтесь, дети эпохи. Он уже близко. Слышите, как стучит пятками по асфальту?
Последний в колонне выродков, проходя мимо Глагла, чуть слышно сказал: «Биишь дишти». Что-то гибкое, покрытое холодной слизью, мягко коснулось плеча Глагла и тут же исчезло.
Когда шум затих, Глагл вылез из выбоинки, хотя вылезать не хотелось, а хотелось остаться, отсидеться, отдохнуть, и двинулся в обратную сторону, к ЗонаА. И даже дальше, в Глубинку.
…Хорошо, что Глубинка со всех сторон окружена небольшим возвышением. Иначе сколько бы народу туда попадало, поразбивалось насмерть. И на радость самкам… Редко когда им удается поесть вдоволь. Оттого они и ругаются всегда. Лежат и ругаются. А что им еще делать? Они же самки. Вот и сейчас… Глагл сначала услышал, как внизу переругиваются между собой самки, пошел медленнее и сразу же наткнулся на возвышение. Он начал искать ступеньки, чтобы спуститься. Ступеньки были не каменные, как в ЗонаА, а железные и отдельные друг от друга. Они крепились к двум железным трубам, за которые нужно держаться, когда спускаешься в Глубинку. Трубы огибают возвышение и достают до самого дна.
Глагл быстро спустился и осторожно двинулся по неправдоподобно ровному и очень скользкому полу Глубинки. Учтитель сказал однажды, что когда-то Глубинка была доверху заполнена водой и люди в этой воде могли… Нет, Глагл не запомнил слово. Он очень старался поверить Учтителю тогда, но так и не смог. Легко верить, когда тебе говорят о том, чего ты никогда не знал. Например, когда Учтитель показал Глаглу кое-что, и сказал, что оно светится зеленым цветом, Глагл поверил сразу. Теперь Глагл знает, как это, светиться зеленым цветом. Но Учтитель сказал, что цвет может быть не только зеленым и Глагл не согласился. Может быть оттого, что почувствовал: Учтитель сам не до конца в это верит. Тогда Глагл еще мог не соглашаться, с обеими-то здоровыми быковками… Когда Учтитель рассказывал про Глубинку, полную воды, Глагл только сделал вид, что поверил. Тяжело верить, когда точно знаешь: не бывает столько воды. Не может быть…
