Ещё я прочитал в дневниках Рубцова про «трассу». Вот что он писал:
«Мы целую ночь ходили туда-сюда. Я ставил себе цель: пройти 45 километров. Прошёл я их или не прошёл — точно сказать не могу. Не в этом дело. Главное, что я упорно ходил: одежда мокрая, течёт как с гуся. Был февраль месяц, и в ту ночь случился невероятно сильный снегопад. Я по трассе туда-сюда прошёл раза два или три, потом физически уже не мог… До домика доползёшь (он находился недалеко), упадёшь, не раздеваясь, и лежишь… Сил нет встать, а еще надо ходить! Нет, не могу. Но я вставал и шел. Километров 45 прошёл. Около тридцати все прошли. Зачем это надо? Я и сам не знаю, говорю, но надо. Потом когда-нибудь трасса встретится, и жизненно необходимо будет её пройти… и мы её пройдём! Конечно, это я сам для себя больше говорил.
На самом деле это не было тренировкой воли, физической выносливости или чего-то ещё… Я вычитал у Гурджиева: астральное тело или воля кристаллизуется очень просто: прошёл сорок миль — так не садись, а ещё три мили пройди! Сделал работу, но еще за пределами сделай. Тело уже не может подниматься, но ты встаёшь и идёшь! Поднимание своего тела и тренирует волю! Неважно: хочу — не хочу, нас научили быть ленивыми, вот мы и ленимся. Но надо встать и пойти! Только так происходит разделение: тело делает, а я наблюдаю за действием… Это состояние транса, другой режим функционирования организма. Будет очень тяжело, но это в любом случае накапливается».
Мы с Настей, как водится, решили повторить подвиг. Ночью Настя боялась, поэтому мы пошли днём. Конечно, эффект не тот, но мы же не Рубцов…
Встали с утра и пошли. Шли и тарабарили, тарабарили и шли. Стало жарко, мы разделись и спрятали вещи под деревом. Пошли дальше налегке. Прошли в одну сторону километров пятнадцать. Развернулись и пошли назад. Всё время тарабарили, не отвлекаясь. Вернулись в деревню, искупались и пошли на обед. Трасса оказалась не такой сложной, но ноги гудели. В общей сложности мы прошли тридцать километров за шесть часов.
Почти все разъехались, и мы остались с Андреем, Машей, Вероникой и Артёмом. Продолжали практиковать, но уже без особого рвения.
7 сентября
С утра Рубцов уехал как будто бы сердитый, никому не дал его проводить. Ребята в молчаливом, но героическом смятении. Маша крутит заготовки на зиму, Вероника собирает грибы килограммами. Андрюха, деревенский парень, ест за троих и работает без остановки. Артёмка уломал Рубцова, чтобы тот его не выгонял.
Все чем-то остервенело занимаются, но как будто не задумываются: Что они делают? Зачем? Какова цель?
Мы встали в 6. Всё вокруг удивительно хорошо и красиво. Поели и отправились в путь. Шесть часов шли пешком по внезапной жаре и практиковали. Круто. Ноги отваливаются. Пришли домой, и я практиковала во сне. Поговорили о том, что практика делает своё дело незаметно — просто не надо ни о чём думать, ничего ждать, ни о чём париться.
Мы согласны на всё: на любые условия и испытания. Нам здесь хорошо. Хорошо там, где мы есть. Сейчас мы в нашем уютном домике, при свече, после бани, чая и йоги. Свеча горит, Антон спит, печка топится, а я абсолютно счастлива!
8 сентября
Знаменательный получился ужин при свечах с оставшимися ребятами — спонтанный проговор о том, что мы чувствуем и чем вообще живём, инициированный Серёгой С. Все были очень искренние и чистые. Мы помолчали, а потом стали обсуждать то, как ведём себя друг с другом и с Гуру, почему он постоянно расстраивается из-за отсутствия группы, единства, из-за того, что мы накидываемся на еду, что не замечаем друг друга и подхалимничаем. Это был невероятный обмен. Я провалилась в глубокую тишину и пустоту, а Антона, наоборот, «несло». По пути домой между нами произошёл раскол: я раздулась в своём суперпереживании и не хотела выходить из него, несмотря на то что Антон сказал мне, что я цепляюсь за состояние. Кто-то внутри меня понимал, что надо слушать мужа, а остальные «крутые персонажи» говорили, что они крутые. Потом он очень искренне и нежно сказал, что я могу оставаться там одна, но мы там можем быть и вместе. Я обняла его и заплакала. Я смеялась, улыбалась, молча благодарила. Следующий день мы решили сделать днём молчания.
9 сентября
После вчерашнего открытия и дружбы мы почему-то решили молчать. Уж не знаю, зачем это надо. У меня, как обычно, с утра необузданное веселье. После завтрака отправились практиковать тарабарщину на просеку, ведущую в соседнюю деревню. Сначала я осталась сидеть посреди дороги, потому что «я так хотела», не слушалась Антона. Потом опомнилась, обнаружив, что осталась посреди глухой просеки одна, испугалась, побежала искать Антона, звать по лесам и очень радовалась, когда нашла. Мы сидели на холмике с удивительным видом на горы, соседнее село Шунарак и реку Бию. Потом спустились к реке. Потом час трудного обратного пути по пеклу в нашу деревню в тяжёлых сапогах и куртках.
То ли солнце меня доканало, то ли переутомление, но у меня случилась неконтролируемая истерика. Поругались. Я отчётливо вижу всех своих персонажей: кто ноет, кто жалеет себя, кто вредничает, кто ненавидит всех, но не могу прижать их, нет воли. Какая-то раздвоенность: с одной стороны, детское удовольствие от истерики, а с другой — понимание, что я «проигрываю раунд» и не продвигаюсь вперёд. От этого ещё невыносимее.
10 сентября
С утра мы присоединились к ребятам за вторым завтраком с сырниками. Много трындели, эго раздулось так, что, когда ушли, стало противно и стыдно. Стали разбирать меня, я плакала. Я поняла, что у меня нет центра. Есть личности, которые мною управляют, и я неразрывно отождествляю себя с ними. Сначала был шок, потом мне захотелось от них отказаться. Открытие было огромного масштаба — особенно шокировали любимые добрые и хорошие образы, роли, которые, как оказалось, тоже мною управляют. Я готова от них отказаться, разлепиться с ними. А ещё нам нужно научиться замедляться, находиться в покое, а мне — слушаться Антона и не винить себя, если что-то не получается.
11 сентября
С утра было холодно и дождливо. Мы решили в первый раз за две недели позволить себе расслабон и посмотрели сначала фильм о том, как снимали «Матрицу», а затем саму «Матрицу», в перерыве приготовив обед и пообедав. Потом попрактиковали часок. Обнимались в лесу. Потом я отстирывала цемент (Антон с ребятами вчера таскал цемент для ашрама), а Антон грузил дрова.
14 сентября
Было много разговоров о том, как делать практику: что мешает, плохо ли спать вместо практики. У Антона практики идут хорошо. Больше ничего не помню из этих дней.
Вчерашний «сатсанг» с ребятами, который провёл Антон, меня сильно достал. Мы говорили друг другу о том, что, по нашему мнению, мешает нам на пути. Мне все сказали, что мне не нужно Пробуждение, что это для меня игра, что отношение у меня несерьёзное, что это духовный туризм. У меня в голове отчаяние, протест: «Да пошли вы! Да вы сами-то! Это неправда! Это не игра!» Желание оправдаться. Мне кажется, что они смотрят поверхностно и видят образ девочки-припевочки, который я создала и которым я управляю. На следующее утро тем не менее я плакала. Мне обидно, обидно, что мне обидно, и ещё раз обидно в квадрате. Я не знаю, как мне не быть рабом этого образа и показного веселья. Я вообще уже не знаю, что — правда, куда надо идти и кому я подчиняюсь на самом деле.
