– Не в моих правилах сражаться с женщинами. Хотя я слышал, как высокородные убийцы из вашего рода говорят, что могут взять приступом любого из дома Монтекки. Как вы думаете, что именно они имеют в виду, говоря о женщинах?
Она хранила молчание. Я подумал было рассказать ей о том неприятном случае с Тибальтом и одной из служанок Монтекки, свидетелем которого я был, но это было бы слишком жестоко: для нее он был братом – это для меня он был мерзкой змеей.
– Повернитесь, – велела она. – Повернитесь ко мне лицом.
Девушка подожгла фитиль свечи в золотом подсвечнике.
Я повернулся, потому что тоже хотел видеть ее лицо. Чтобы вспомнить, какая она. Розалина снова была одета в ночную сорочку, но на этот раз сверху была наброшена тяжелая накидка – и я почувствовал легкое разочарование, потому что помнил, как восхитительно было ее тело под полупрозрачной тканью рубашки.
Я молча поклонился.
– Как всегда, в маске, – сказала она, и мне показалось, что уголки ее губ дрогнули. Слегка.
– Прикажете мне снять ее? – спросил я.
– Возможно. Что вам здесь нужно?
– Ничего особенного, – ответил я. – Любовные стихи.
Она была чересчур умна. Опасно умна – мне не пришлось больше ничего говорить. Два слова – и она все поняла:
– Вы не Ромео – вы тяжелее и шире в плечах. В то же время наемника не отправили бы на такое деликатное дело, как это. Итак, вы, должно быть, его кузен. Бенволио. Вы пришли ограбить меня или убить? Конечно, убить – было бы проще и надежнее всего, тогда я точно не болтала бы потом.
Похоже, с тем же успехом я мог бы и вовсе не надевать маску.
Я пребывал в крайней растерянности. Что же мне следует предпринять? Ударить ее? Угрожать? Я уже понимал, что Розалина не та женщина, которую можно запугать, хотя она и была не старше, чем я. Об убийстве ее и речи быть не могло – я не смог бы убить женщину в любом случае, хотя было одно важное обстоятельство: она сжимала в руке кинжал. И эта рука не дрожала.
– Чтобы соблюсти все формальности, полагаю, я должен был представиться, – сказал я наконец, склоняясь в поклоне. – Синьорина Розалина.
– Я думаю, вы простите меня, если я не подам вам руку для поцелуя, – ответила она. – Итак, стихи. Полагаю, вы имеете в виду ту ужасающую бессмыслицу, которую посылал мне Ромео. Я надеялась, что у кого-нибудь хватит здравого смысла остановить его.
– Он настолько плохо пишет?
– Ваш кузен пишет слова как слышит, в грамоте он не силен, – усмехнулась она. – Но его воодушевление, по крайней мере, кажется искренним.
– В таком случае у вас нет причин хранить их, – произнес я. – Отдайте мне эти вирши – и я удалюсь прочь.
– Я их сожгла, – ответила девушка и отбросила свои темные волосы назад, а я нахмурился. – Вы что, думаете – я умалишенная? Если бы кто-нибудь обнаружил, что я храню в доме этот бред, – меня бы наказали, а бедного, спятившего от любви Ромео поймал бы и разорвал на мелкие кусочки мой брат. А он этого не заслуживает. Он всего лишь глупый мальчишка.
Я не привык иметь дело с такими женщинами: лишенными сентиментальности, живыми, блистательно прозорливыми. Я-то думал, что эта зарывшаяся в книги девица не первой юности хранит посвященные ей любовные стихи в укромном месте, дабы они грели ее одинокую душу, – но Розалина точно не нуждалась в источнике тепла извне. Она была горяча сама по себе, она сама излучала огонь, словно костер, – и несмотря на это, мне было очень, очень холодно рядом с ней.
Я откашлялся, потому что вдруг понял, что веду себя глупо, как мальчик в борделе.
– Вы даете слово?
Она улыбнулась – чуть-чуть.
– Я Капулетти, синьор. С какой стати вам верить моему слову?
– Действительно – ни с какой. И тем не менее я бы поверил – если бы вы дали слово.
– Тогда оно у вас есть.
– Благодарю. – Мой голос звучал не совсем твердо, а вот ее рука держала кинжал очень даже уверенно. – Что ж, тогда, я надеюсь, дело сделано, синьорина.
– Настолько, насколько это возможно, – согласилась она. – Вы сможете найти выход, чтобы вас не поймали?
– Я Принц Теней, – произнес я и улыбнулся. – Я могу найти выход из самого ада – и даже не задеть кончика хвоста дьявола.
– Вы как никогда близки к встрече с ним.
Теперь она не улыбалась – ни тени улыбки не было на ее лице, а глаза ее потемнели.
– Я слышу шум на заднем дворе. Вы должны исчезнуть – пока есть такая возможность. Сторожа вот-вот появятся – а я не могу рисковать своей головой ради вашего спасения. Вы же понимаете.
Я кивнул ей в знак благодарности и поспешно скользнул обратно к балконной двери. Слева от меня оказался книжный шкаф, и я вдруг неожиданно для самого себя вытянул из стопки книг ту тоненькую книжицу, которую она читала в прошлый раз. Розалина издала удивленный возглас и подалась вперед, но было уже поздно.
– Я возьму это на память о вас, – сказал я и выскочил на балкон.
Она могла бы закричать – и тем самым обречь меня на верную смерть: я не знал ее намерений – и мне не хотелось об этом думать. Я сунул книжицу себе за пазуху и перепрыгнул через перила балкона, стараясь двигаться по решетке вниз как можно более быстро и бесшумно. Потом я повис, чтобы осмотреть сад внизу.
Розалина перегнулась через перила балкона и смотрела прямо на меня. Она ничего не говорила, я тоже молчал, но что-то… что-то изменилось.
Повинуясь внезапному и, вероятно, глупому порыву, я протянул руку и сдернул маску. Мне нужно было, чтобы она увидела мое лицо.
На этот раз она улыбнулась по-настоящему. Воздух был свеж и прохладен, но я вдруг почувствовал, как по моим венам пробежала горячая волна.
– Справедливый обмен, – шепнула она. – А теперь вам нужно уходить. Быстро.
Я слышал, как Меркуцио и Ромео орут пьяными голосами на улице – они должны были привлечь к себе внимание стражи, но это не могло продолжаться долго.
Я спрыгнул со стены как можно дальше и прокатился несколько метров по мягкой траве, а потом, вскочив на ноги, помчался к той двери, через которую попал внутрь. В последний момент я заметил там сторожа, который проверял запор, и, резко развернувшись, спрятался за колючим розовым кустом. Наверху, стоя на своем балконе, за мной с явным интересом наблюдала Розалина, вцепившись руками в каменные перила. И я был почти уверен, что она боялась за меня.
Почти уверен.
Оставался только один выход: наверх. У меня было совсем мало времени до того, как сторож покинет свой пост у двери и начнет обшаривать сад, поэтому я запрыгнул на стену и быстро полез по ней вверх. Я почти долез до самого верха, как вдруг резко остановился и замер, стараясь не делать резких движений, вися на стене и цепляясь за плющ.
