Во рту у меня был привкус пыли и железа, я чувствовал, как напряглись мои мышцы. Бальтазар, подойдя ко мне, тихо спросил:
– Хозяин? Что будем делать?
– Продолжать поиски, – ответил я. – Если узнаешь что-нибудь – найдешь меня в башне Ламберти.
– Синьор…
Я покачал головой и пошел прочь.
Я едва видел, куда иду, хотя непроизвольно обходил грязь и нечистоты, попадавшиеся на пути. Бальтазар, должно быть, послал кого-то из наемников вслед за мной: он вряд ли позволил бы мне гулять в одиночестве, – но я не оглядывался и даже не думал об этом, идя по петляющим узким улицам. Красный кирпич, туф и серый камень в ярких лучах солнца выглядели так, словно я шел через огонь, и моим единственным желанием было уйти как можно скорее из этого каменного мешка. Найти местечко повыше и смотреть сверху на маленький и жалкий мир. Скоро, очень скоро этот мир поглотит тьма – я знал это. И чувствовал, как эта тьма сгущается вокруг меня, я ощущал ее кожей, словно прикосновения острого кинжала.
Башня Ламберти была самым высоким сооружением в Вероне, она находилась в центре Пьяцца-дель-Эрбе, и я тщательно ее изучил. Узкие винтовые лесенки были мне хорошо знакомы. Мне повезло, что в это время большие колокола молчали, – иначе мне пришлось бы ждать или рисковать жизнью, проходя мимо них. Сейчас здесь было тихо и спокойно, и я побежал по крутым ступенькам так быстро, как будто стремился оставить все беды у себя за спиной. В тесной башне странно пахло – свежей известью и древней пылью. Ее недавно надстроили, сделали выше. Хотели сделать еще выше, но герцог воспротивился этому – он был очень религиозен и боялся аналогий с Вавилонской башней: ему совсем не хотелось рисковать и вызывать гнев Божий.
Не знаю, как насчет религии, а я бы хотел, чтобы башня была раза в два выше. В таком виде, как сейчас, она была все-таки слишком близко к улицам и кишащей людьми площади. Слишком близко к моим собственным бедам.
Я прислонился к кирпичной стене и подставил прохладному ветру разгоряченное лицо и влажные от пота волосы. Я чувствовал странную смесь горького разочарования и внезапного восхищения. Мой кузен оказался неплохим учеником – он многому научился у меня в искусстве ускользать и быть незаметным. Я мог бы гордиться – если бы не одно «но».
Причина, по которой он все это делал.
Девушка.
Девица Капулетти. Джульетта.
Я знал своего кузена. Я мог бы поверить в то, что страсть овладела им до такой степени, что он готов принести в жертву этой страсти свою собственную жизнь. Но чтобы речь шла о жизни той, кого он, как предполагалось, так страстно любил?! Ромео никогда не подверг бы ее такой опасности, если бы любил по-настоящему. Не говоря о том, что я никогда не ожидал от него, что с такой легкостью и так откровенно он наплюет на честь семьи.
Но, возможно, мое непонимание и недоумение было вызвано тем, что я часто слышал в свой адрес: у меня в жилах вместо горячей крови текла прохладная водичка. Моя мать всегда говорила нам, что страстная любовь – это выдумка поэтов, чтобы приукрасить супружескую жизнь и сделать ее хоть немного приятнее. Мы с сестрой никогда не заблуждались относительно своего места в этом мире и никогда даже не думали, что можно поставить собственное счастье на одну доску со своими обязанностями.
Как же тогда мой кузен, наследник, мог забыть подобные уроки при одном мимолетном взгляде на дочь врага?!
Пока здесь, на высоте, пульс мой приходил в норму, а дыхание успокаивалось, вдалеке от шума, суматохи и зловония площади я наконец смог привести в порядок свои мысли.
Сведения, которые я получил от нищих, были ложными, а следовательно, бесполезными, но я обвел с высоты глазами все те места, которые в них упоминались, и отбросил их как заведомо невозможные. Четыре отчета – четыре места. Четыре уголка города, где не могло быть Ромео – если, конечно, он не был еще более изворотлив и хитер, чем я думал.
Я заметил любопытную деталь: эти ложные следы, если смотреть на них сверху, образовывали прямоугольник… ровный прямоугольник… и в центре его находилась…
В самом центре его находилась Кьеза-ди-Сан-Фермо – та самая невзрачная часовня, в которой я когда-то прятался и в которой частенько дремал брат Лоренцо, не добравшись до своего монастыря. Если Ромео действительно был серьезно настроен связать свою судьбу с Джульеттой (как бы нелепо это ни звучало!) – ему нужен был клирик, который обвенчал бы их, хотя, как только все это стало бы известно, обе семьи всеми силами стали бы добиваться признания брака недействительным. Но исправить дело было бы уже нельзя: брак Джульетты с графом Парисом был бы расстроен, да и шансов на брак с каким-нибудь достойным купцом или человеком благородного происхождения у нее бы не оставалось. Она стала бы порченым товаром, бременем и позором для семьи Капулетти.
Каков же был план Ромео?
Неужели эта была продуманная комбинация ходов для того, чтобы соблазнить эту девушку и тем самым покрыть позором всю ее семью? Я мог бы поверить в столь темный и гнусный замысел со стороны Меркуцио, но мой кузен всегда имел доброе сердце и отличался искренностью во всем, что делал, – даже в глупостях и ошибках. У него всегда было недостаточно хладнокровия для интриг.
Его поведение имело привкус чего-то иного… он явно преследовал какую-то другую цель, которую я пока не мог уловить, даже глядя на все с такой высоты.
Я должен был его разыскать – если не до того, как они обменяются клятвами, то хотя бы до того, как он лишит Джульетту девственности. Если она останется девственницей – все остальное можно будет решить с помощью денег и влияния Капулетти, но если ее девственность будет потеряна – уже ничего нельзя будет исправить. Ее кузен Тибальт не был похож на того, кто может простить оскорбление, и скорей всего в этом случае ее ожидал скорый несчастный случай или что-нибудь похуже. Меня бы это не сильно волновало, если напрямую не касалось другой девушки – Розалины. Она осталась бы в таком случае их единственным достоянием, последней незамужней девушкой в семье, которую можно было бы продать. И они бы продали ее за первую предложенную цену, словно корову второго сорта на рынке.
Меня это вроде бы не должно было касаться – но я не мог этого допустить.
Мой кузен был, несомненно, умен, и ему удалось перехитрить меня. Но теперь, сопоставив все факты, я понял: то, что он пытался отвести нас от этой церкви, говорило о том, что у нас мало времени.
Я спустился по лестнице башни и на выходе столкнулся с Бальтазаром, который был весь в поту и задыхался от быстрого бега.
– Хозяин. – Он оперся о каменную стену рукой, пытаясь отдышаться. – Нам срочно нужно возвращаться домой.
– Почему?
– Улицы полны слухов, что Тибальт Капулетти избил служанку до полусмерти и вышвырнул ее на улицу.
– Ничего нового, – пожал я плечами. – У него вообще тяжелая рука – он даже сестер не жалеет.
– Это еще не все, – продолжал мой слуга. – Говорят, что он избил ее из-за того, что она несла тайную любовную записку.
