Говорил он довольно вежливо и учтиво, но рука его уже лежала на рукоятке его рапиры, а на лице явственно читалась злоба. При виде него у меня по спине побежали мурашки – но не от страха, о нет, скорее от едва сдерживаемой ярости: всякий раз, когда я видел его, я вспоминал Розалину, и синяки, и угрозы.
А теперь приятель Роггочо что-то возбужденно шептал ему на ухо. Я знал, что он шепчет. Я понял это по изменившемуся выражению лица Тибальта: если раньше он был похож на ленивого кота, играющего с мышами, то сейчас превратился во льва, охотящегося на раненого, хромого оленя.
Он знал, кто я.
И теперь оставалось только догадываться, какой награды он захочет за это знание.
Меркуцио, не обращая внимания на происходящее, произнес:
– Всего на два слова? Как-то это мелко. Добавьте сюда, пожалуй, что-нибудь еще. Ну, хотя бы удар-другой,
Голос его звучал сладко, но сочился ядом. Он явно дразнил Тибальта, как будто тому нужен был повод… но Тибальт все же потратил на Меркуцио свое драгоценное время и презрительно процедил:
– Думаю, вам покажется и одного вполне достаточно, если вы предоставите мне такую возможность, – ответил он.
Я почувствовал, как светлый, яркий солнечный день потемнел, словно вдруг спустились сумерки, и положил руку на плечо Меркуцио. Он стряхнул мою руку, и тон его стал резким и острым:
– Разве вам нужно мое соизволение?
Тибальт взглянул на меня.
– Вы… я должен разобраться с вами еще по поводу того, что произошло на празднике – то оскорбление, которое вы нанесли моему дому и моей сестре! У меня достаточно оружия для того, чтобы ранить вас, когда я пожелаю! – Он махнул рукой в сторону Меркуцио: – Вы с Ромео одного поля ягоды.
– Одного поля?! Что за выражение! Если вы вообразили себя среди бродячих музыкантов, то будьте готовы потанцевать.
Меркуцио выставил перед собой рапиру, чтобы подчеркнуть свои слова действием.
– Вот мой смычок, которым я заставлю вас поплясать.
Вокруг нас уже собралась толпа зевак: здесь были в основном бездельники и дурни, но попадались и хорошо одетые зажиточные горожане, и даже дворяне, окруженные своей свитой, – все они с упоением глазели на разворачивавшуюся перед ними трагедию. Впрочем, не трагедию – фарс: Тибальт понимал, что все козыри у него на руках, и его взгляд, брошенный на меня, говорил о многом. Это были лишь первые шаги в смертельно опасном и очень серьезном танце.
Мы не могли победить – и я знал это. Это было безумие, но Меркуцио находился словно в горячке и смотрел на Тибальта так, будто именно в нем заключалось лекарство от его болезни.
– Тут слишком много посторонних глаз, – сказал я им обоим. – Давайте найдем более уединенное место. А еще лучше – давайте остынем и разойдемся. Меркуцио…
Он оттолкнул меня прочь и сделал выпад навстречу Тибальту.
Все было еще серьезнее, чем я думал.
Тибальт не отступил назад – но пока и не ответил. Пока.
– Глаза для того и даны, чтобы смотреть, – заявил Меркуцио и обвел Тибальта оценивающим обидным взглядом с головы до ног. – Пускай глазеют, на здоровье. Я не сдвинусь с места.
Тибальт засмеялся, белые зубы сверкнули, словно острое лезвие.
– Брак изменил вас, однако. Интересно – насколько? Может ли женщина сделать из вас мужчину?
Меркуцио издал нечто среднее между рычанием и проклятием и кинулся на него, но я удержал его, хотя кровь у меня закипала в жилах, понуждая меня вступить в бой, ударить, покончить наконец с ним и его наемниками. Покончить с угрозой моей тщательно хранимой тайне.
Я вдруг заметил в толпе цвета Монтекки и обрадовался было, решив, что это Бальтазар прибежал прикрыть нас, – но нет. Это был не Бальтазар. И не наемники, которые могли бы защитить нас. И не союзники, которые могли бы помочь нам.
Это был Ромео. Один.
Мой кузен, которого я так искал, выбрал самый неподходящий момент для своего появления – и все же он не повернул назад: после краткого раздумья он вышел вперед, подняв пустые руки, спокойный и с почти ангельским выражением лица.
Что же, я ведь хотел его найти. И я его нашел. Правда, худшего места и времени для этого я и представить себе не мог.
– Наконец-то! – Тибальт тут же отступил от Меркуцио. – Мир вам, синьор. Вот идет тот, кто мне нужен.
– Пусть меня повесят, синьор, если он одет в вашу ливрею. Если вы побежите – он будет вас преследовать… наверно, именно это делает его нужным вам человеком! – Меркуцио не оставлял попыток вывести Тибальта из себя, но взгляд Тибальта был прикован только к Ромео. Если раньше в этом взгляде читалась злоба – то теперь она превратилась в настоящее бешенство, в гнев, абсолютный и граничащий с безумием.
– Ромео, – проговорил Тибальт, быстро сокращая расстояние между ними. Мой кузен уже должен был потянуться за мечом – но не делал этого. Он по-прежнему держал руки открытыми. – Чувство, которое я к вам испытываю, лучше всего определяется следующими словами: вы негодяй!
Ромео поднял руки еще выше, и улыбка его казалась искренней:
– У меня есть причина простить вам такое приветствие. Я не негодяй и поэтому не скажу ничего в ответ. Вы меня совсем не знаете.
Он попытался пройти к нам, но Тибальта не устраивал мирный исход дела: он сделал выпад вперед и сильно пихнул моего кузена в приступе гнева:
– Это не извиняет того оскорбления, которое вы нанесли мне и моей семье. Повернитесь и деритесь!
– Я ничем не оскорбил вас. Я люблю вас больше, чем вы можете себе представить, пока не узнаете причин. – Лицо Ромео… оно светилось, словно у мученика, который готовился взойти на крест. Глядеть на это было просто невыносимо. – Дорогой Капулетти… это имя я теперь люблю так же, как свое. Думаю, вас удовлетворит вот это.
И он попытался обнять Тибальта Капулетти, который отпрянул от него, как от зачумленного. И это было еще отвратительнее, чем нападки Тибальта. Пока я звал Ромео, пытаясь предупредить его, Меркуцио взмахнул своим мечом, и раздался звук, с которым сталь клинка рассекает воздух, а еще испуганный вздох, прокатившийся по толпе, – только это и звучало у меня в ушах.
Тибальт повернулся к Меркуцио – навстречу настоящей опасности.
– Ромео, это просто срам, – сказал Меркуцио. – Унизиться и подчиниться ради мира? Давай, Тибальт, охотник на крыс, ты будешь сражаться?
Толпа вокруг нас стала плотнее и оживленнее, я чувствовал исходящие от нее запах пота, и страх, и возбуждение. Я не вступал в бой – пока не вступал. Шанс, что мы сможем уйти отсюда живыми и потом убить Тибальта где-нибудь в менее публичном месте, еще оставался. Я все еще колебался – и это, возможно, стало моей роковой ошибкой.
– Что, Меркуцио? Чего тебе надо от меня? – спросил Тибальт и сделал грубый, уничижительный жест, которым подзывают шлюху – так, чтобы ни у кого не оставалось сомнения в том, что он хочет оскорбить Меркуцио. Зеваки вокруг начали смеяться, а лицо Меркуцио помертвело, стало чудовищно бледным, в то время как его черные глаза зажглись адским огнем.
