– Думаешь, к тому времени, как я заведу детей, я не смогу накостылять по шее тем ушлепкам, что будут около моей дочери увиваться? Да я при смерти буду, но своего ребенка в обиду не дам! – раздухарился Мусса.
– Да успокойся, сын! У тебя никакой дочери еще и в проекте нет, а ты уже планируешь, как будешь ее поклонников с кулаками встречать. Или, может, я чего-то не знаю, и в скором времени меня ждет приятный сюрприз? – хитро сощурил глаза старший мужчина.
– Ничего тебя не ждет, – ответил Мусса и вздохнул, подумав, что и сам не отказался бы от одного милого сюрприза в виде засевшей в его голове женщины со сладкой темной кожей и таким восхитительно чувственным ртом.
– Эй, Мусса! Ты меня слышишь? – отец, видимо, уже некоторое время пытался привлечь его внимание. – Я говорю, когда нам с Людмилой тебя в гости-то ждать все-таки?
– Ну, давай я в эти выходные заскочу, – раз отец так хочет, то почему бы и нет, хоть развеется.
– Ну и здорово! Погода сейчас – сказка! Сможешь и в озере недалеко от дома искупаться, и позагорать. А то совсем бледный со своей ночной жизнью стал. Девушку какую-нибудь прихватишь? – да уж, отца не так просто сбить с намеченного курса.
– Не-а.
Девицы, с которыми он спал, вряд ли оценят скромное очарование деревенской жизни. А видеть перед собой сморщенное от недовольства даже очень хорошенькое личико ему не хотелось, как и слушать недовольное фырканье девиц с километровым маникюром, что им грязь под ногти попала.
Опять непрошенно всплыло воспоминание о руках Элоди на его теле. У нее были коротко обрезанные ногти, и даже когда она впивалась в его спину и задницу, пытаясь удержаться в шквалах собственных оргазмов, почти не оставляла царапин. А ему на следующий день, глядя в зеркало, даже хотелось иметь хоть такое подтверждение, что эта безумная ночь была на самом деле, а не просто привиделась ему. Ее прикосновения вообще были не похожи на те, что ему приходилось ощущать на своем теле раньше. Ее руки были сильными и ладони – твердыми, и совсем не такими изнеженными, как ухоженные ручки его обычных партнерш. Она во всем была какой-то другой.
Мусса тепло попрощался с отцом, и они разъехались по своим делам.
– Я в субботу утром еду к отцу с Людмилой в деревню. Поедешь со мной? – спросил он у Марата, когда встретился с ним в кабинете в «Логове».
– А на кого я клуб брошу? Вдруг головняки какие-то? – тут же напрягся брат.
– Марат, но ты же уже хорошо натаскал Андрюху. Доверь ему клуб на пару ночей.
– А вдруг он не справится? Ты же сам потом с меня спросишь!
– Да что может случиться такого, что нельзя будет решить после? Будем на связи оба. Поехали, отцу будет приятно. Мы уже тысячу лет не собирались даже за одним столом!
– Вот поженились бы они с Людмилой, мы бы и собрались на свадьбе! – проворчал Марат, явно продолжая подыскивать отмазки.
– Он говорит, что она не хочет. Поехали, может, мы ее убедить сможем.
– Скажи лучше, что ты не хочешь тащиться без компании в эту глушь.
– Ну и это тоже.
– Тогда едем на моем джипе, я тебе не твои телки, чтобы к твоей широкой спине всю дорогу прижиматься! – съязвил брат.
– Да не дай Бог! Я тоже как-то больше люблю, когда к моей спине женская мягкая грудь прижимается, а не чужой член в зад упирается.
– Боишься, что понравится? – ехидно оскалился Марат.
– Младший, я тебя давно не бил, по-моему, – нарочито задумчиво произнес Мусса.
– Ага, лет десять как, не больше! Только теперь это еще вопрос – кто кого. Хотя могу поддаться чисто из уважения к твоему преклонному возрасту.
– Дебил, у нас всего два года разницы!
– Два года до тридцатника – это, знаешь ли, целая жизнь!
– Ладно, давай в субботу пораньше выедем, так что до утра не кувыркайся, – усмехнулся Мусса.
Марат неожиданно помрачнел и что-то недовольно пробормотал себе под нос.
– Что? – не расслышал Мусса.
– Говорю, что я вообще уже две недели ни с кем не кувыркался, как ты говоришь. Чувствую себя как чертов евнух, – раздраженно ответил брат.
Мусса усмехнулся, но решил промолчать, что чувствует себя аналогично.
– Может, они ведьмы какие-то и всю мужскую силу из нас высосали? – скривился Марат.
– Нет, ты точно дебил! – отмахнулся Мусса и пошел к выходу.
* * *
– А ничего так домик, – сказал Марат, выбираясь из машины перед большим деревянным коттеджем, сложенным из желто-золотых сосновых бревен.
Широкий двор был вымощен золотисто-коричневой плиткой, а на клумбах пышно цвели гладиолусы всех возможных цветов и оттенков. Широкая лестница вела на просторную тенистую веранду.
– Алик, мальчики приехали уже! – послышался женский голос в одном из окон на первом этаже, и в дверях появился их отец.
– Ну, неужели в самом деле! – развел он руки, желая обнять появившихся, наконец, сыновей.
Из-за его спины выглянула невысокая миловидная женщина средних лет.
– Мальчики, давайте в дом! – разулыбалась она. – Обед будет с минуты на минуту.
– Люда, ты просто расцвела здесь на свежем воздухе! – воскликнул Марат.
– Это просто от того, что ваш отец теперь все время со мной и окружает меня любовью, а большего нормальной женщине и не надо, чтобы цвести, как роза.
– Да не скажи! – усмехнулся Мусса. – Что-то тем женщинам, которых я знаю, кроме любви требуется еще целый список весьма дорогостоящих вещей и масса наличности, чтобы почувствовать себя хоть немного счастливыми.
– Это точно! – поддакнул Марат.
– Это просто вы все время не тех девушек выбираете и не в том месте, – ответил отец, обнимая Людмилу за плечи.
– Ну, знаешь ли, что есть, то и берем, – обреченно пожал плечами Мусса. – Это просто Люда – какой-то эксклюзивный вид женщины. Вымирающий, наверное.
– Да хватит вам глупости болтать, заходите уже, – смутившись, позвала их хозяйка.
Первый за последний год семейный обед напомнил Муссе о том, что совсем недавно они собирались так почти каждый день.
– Как мама? Кто-нибудь из вас говорил с ней недавно? – спросил отец уже за чаем.
– Да, она звонила мне вчера, – ответил Марат.
– И мне. У них с Максимом все нормально, – добавил Мусса.
– В Россию, вас навестить, не собирается?
– Нет. Она говорит, что приедет только внуков нянчить, – фыркнул Марат.
– О, ну тогда у нее есть все шансы забыть русский язык! – безнадежно махнул на сыновей рукой отец. – Вот ты, Марат, когда уже остепенишься?
– А что я-то? – обиженно отозвался парень. – Мусса старший, пусть он первый и отдувается!
