Они еще с настоящей Тьмой сражались, богами прикрытой. Я тогда с восторгом выслушивал были и небылицы. Молод был, наивен. Но среди баек и воспоминаний ветеранов смог уловить самое интересное. Говорили, что любой темный, полноценно посвященный своему богу, с его же поддержкой мог подхватить оборванный поводок хищных тварей, притормозить их на пару мгновений и дать паладинам время на перегруппировку и атаку.
Караван наш, говорили, чудом уцелел, и лишь потому, что гончих было немного, а сопровождал его мой учитель, заслуженно выдвинутый в тот год конклавом на звание старшего магистра, да с мечом благословенным. Кое-кто с оглядкой доказывал, что и барда сильно помогла. Горазда была посохом махать, да и тот непрост оказался.
Следует признать, в чем-то правы были спорщики.
Если подумать, кто по тем временам в одиночку по дорогам ходил? Из подзаконного люда, разумеется. Почти одни только барды, причем не все. А самые-самые, из тех, что богов одним словом дозваться могут. А уж слепой из них и вовсе одна была, айе Солья, Свирель Иишары. Тогда, впрочем, просто Свирель.
До резкого поворота в собственной судьбе, до охоты в Иишаре, я успел встретить ее всего трижды. То неудачное путешествие было первым разом. И впечатлений особых от нее у меня не осталось. Она была обычная.
Усталая, сосредоточенная, нервничающая. Замерзшая.
Худая и хлесткая. Только взгляд неподвижный, немного смущающая привычка касаться человека во время разговора да голос. Тихий, но какой-то гибкий, изменяющийся и в интонации, и в звучании. Завораживающе убедительный.
Замечу, что бардам, живущим песней, именно таковой и полагается.
Впрочем, интересующиеся, обратитесь в портретную галерею нашего ордена, изображения там вполне достоверные.
Год следующий для меня памятен лесными пожарами на юге. Именно эти события следует винить в том, что я все еще числился послушником. Просто не хватало времени для проведения всех полагающихся ритуалов, а ведь они потребны не только для ученика, но и для наставника. Двух десятков дней мы никак не могли выделить на пост и сбор благословений с полудюжины обителей.
Срочно собранный отряд двинулся на помощь задыхающимся в дыму провинциям. Альнор и Вирноль тогда сильно пострадали, едва ли сильнее, чем после вражеского нашествия. Мы по деревням и селам собирали сирот и просто выживших.
Тем летом мы с айе Сольей встретились во второй раз. Помню, как неспешно плелись утомленные кони, как люди встрепенулись, заслышав переливы какой-то песни за поворотом. Костер помню. И перемазанную сажей группу детей. И облегчение, улыбкой расцветшее на лице вскочившей женщины, едва она расслышала мой голос.
Право, я тогда ее по посоху только и опознал.
Вечером, пристроившись рядом с костром почистить обмундирование, я прислушивался к ее рассказу. Старший паладин Тирнал, наш командир, выспрашивал подробности из жизни погорельцев.
«Увы, — качала головой барда, — это все темные сироты». Хозяева их в погребе заперли, да сами от огня не смогли спастись, сгорели вместе с сундуками. А лаз в подпол чудом балками не завалило, да и малыши чудом там не угорели. Сама она на звук пошла, потом еще пришлось помогать выбираться.
Тирнал, разумеется, предложил помощь. Но что отряд толком мог сделать? До города сопроводить, подкормить немного. Поденных работников, даже малолетних, мы не имели права ни в семьи раздать, ни при святилище оставить. Да и кто бы темных принял?
Солья покивала на такие слова, согласилась идти до города вместе, а уж пристроить мальчишек она сумеет, знакомых хватает. Хотя было бы неплохо создать для них особые приюты, все же добрых людей мало. А так выйдет польза. Дети хоть подрастали бы, прежде чем в батрачестве оказаться. Работали бы лучше. Выгоднее…
Эта суховатая практичность меня, наверное, покоробила, и что-то тогда у меня на лице отразилось. И руки дрогнули, может, раздраженно звякнули звенья наборного пояса. Айе Солья, бард по прозвищу Свирель, мягко мне улыбнулась и сказала:
— Все будет в порядке, поверьте, Мартель.
И я поверил.
Знаете ли, нельзя не поверить менестрелю со столь проникновенным голосом.
Мы помогли детям и барде добраться до городка и расстались с ними у ворот. Наш путь дальше вел нас к градоправителю, темных ждала неизвестность. Я видел, как женщина, размахивая посохом и покрикивая, погнала чумазую стаю к ставшим кругом около балагана телегам бродячего цирка.
Весь тот день я, занятый пересчетом мешков с зерном, прибывшим с караваном ордена Сейша-охранителя, раздачей голодающим, разбором завалов, почему-то вспоминал идею айе барды. Приюты… было бы неплохо, но, будучи сиротой, я прекрасно знал, как можно нажиться даже на такой благородной идее.
Растратчиков и воров по сей день вешают с немалым восторгом. Порой отлавливают нечистых на руку казначеев дознаватели…
Додумался я тогда до особого ордена, собирающего отмеченных Тьмой детей… не сообразил только, откуда денег на это взять да куда потом взрослых пристраивать.
Не вздумайте улыбнуться, господа.
В итоге пути наши с наставником опять разошлись. Он уехал в столицу, я же в одиночестве отправился вдогонку за отрядом, следующим в Иишару, небольшой городок в Озерном краю. Сколько осталось от тех озер после летней засухи, стоит объяснять? Горные реки, питавшие водное ожерелье, обмелели, родники ушли в землю, колодцы показали дно. И так везде.
Поторапливался я все же не спеша. Не знал тогда, что творится в городе богов-близнецов, да и что бы мог сделать там, где два отряда паладинов не сладили с бедой? К тому же не мог пройти мимо людей, которым требовалась помощь здесь и сейчас. Вот не мог! Хотя раньше за собой подобного не замечал.
Так и вышло, что осенняя ярмарка застала меня всего лишь на полпути к озерам.
Откровенно говоря, именно некоторую мою небрежность при исполнении прямых приказов мастер считал главным препятствием к полному посвящению…
Именно там произошла третья встреча. И опять, по сути, ничего необычного. Просто столкновение у прилавка, перед разложенными на нем разноцветными тканями. И виноват я оказался, засмотрелся на молодую веселую кружевницу с полной корзиной цветастого товара. Что считалось роскошью необыкновенной по тем временам. Небогато и малолюдно было на ярмарке. И засуха купцов да ремесленников подкосила, и городок был маленький, так что моя и только моя вина, что айе Солью я едва с ног не сшиб.
Перехватил за локоть женщину, извиняясь, даже не сразу понял кого.
Обернулась она, мазнула по мне невидящим взглядом, рукой по плечу провела и узнала. Улыбнулась и спросила:
— Можно вашими глазами воспользоваться, Мартель? Одно мгновение?
Разумеется, я согласился. И тут же передо мной раскинули ворох тканей, засуетился торговец, выбирая куски поярче.
— Для чего же вам? — растерянно вопросил я, следя за движением ее рук, поглаживающих то выбеленный лен, то темную лежалую парчу.
