С этими словами быстро надела синее простое бельё, синие драные джинсы, белую майку и чёрную тонкую кофту. Поверх набросила камуфляжный кардиган. Вспомнила о том, что перед отъездом Анна обещала дать оружие. Направилась вниз и стала свидетельницей разговора Ника и неизвестной ей молодой женщины. Затаилась около дверного наличника. Стала слушать. Было очень интересно. Собеседников она не видела. Слышала лишь их голоса.
– Оливия, уходишь уже? – спокойно и размеренно спросил Ник.
– Да. Я рада бы остаться, но не могу. Моё начальство в Чикаго будет очень сильно злиться на меня.
– Понимаю. Мне Логан доложил интересную информацию.
Ник говорил спокойно. Размеренно. Даже немного туманно. Создавалось такое впечатление – что-то скрывал.
– Это какую? – удивилась женщина.
– Про твоё психическое здоровье.
– Я нормальная, – недовольно бросила Оливия.
– Я в этом не сомневаюсь. Просто таким людям, как ты, иногда нужна помощь. Ты солдат. Воин. Лётчица. У тебя этого не отнять. Это было твоей жизнью – и этого не стало. Отчасти я знаю, каково это. Я не беру уже в расчёт, что у тебя местами раздвоение личности. В тебе сидят два человека, и один из них постепенно уходит. И не буду говорить о том, что женская психика слабее мужской, – продолжил вещать Кейдж. Голос был спокойным и размеренным. Но в то же время в нём чувствовалось проникновенность и желание помочь. Фишер невольно показалось – Ник стал этаким доктором, что может излечить душу.
– О чём ты говоришь? – удивилась Оливия.
– После лечения в плену тебе дали новое имя и фамилию. Новую жизнь. Верно?
– Так точно, – по-армейски ответила Оливия.
– Дело в том, что твои мозги обработали психотропными веществами. Превратили тебя в бойца. Даже не в бойца – в машину для убийства. Лишили воспоминаний. Того имени, что у тебя было. Заставили забыть свою прошлую жизнь. Тогда, после лечения, вышел другой человек. Не Оливия Нуясиянен. А Кичи Катсу. Человек, не знающий пощады. Жалости. Сострадания. Всё, что тебя заботило, это повышение по службе. Верно?
Ник выдержал небольшую паузу, давая понять – он ещё не закончил.
– Ты жаждала служить. Хотела быть полезной. Искала себя. Так ведь? – продолжал Ник расспросы. Пытался понять, где зарыта проблема.
– Да. Только не искала я себя. Я нашла себя. Снискала уважение коллег, страх и трепет врагов, – с оттенком гордости заявила Нуясиянен. Она словно вернулась в то время. Прочувствовала, каково это. Быть ценимой своими и вызывать ужас врагов.
– А после войны тебя словно выкинули. Ты хотела вернуть былую жизнь, но нет. Не вышло. Тогда ты превратилась в алчущую денег личность. Тебя только и интересовали деньги да выпивка. Но теперь пробивается старая, добрая Оливия. Это будет очень неприятно. Ты, наверное, уже испытывала непонятное ощущение в голове?
Снова небольшая пауза.
– Может быть, видения. Галлюцинации. Спутанность мыслей. Например, пробиваются воспоминания, кажущиеся тебе чуждыми и не твоими вовсе.
– Было непонятное. Как просветление, когда в плену услышала своё имя. Это не относилось ко мне. Просто противницу звали Оливия. Этого имени я не слышала три года, а тут всплыло. Не знаю. Что-то надломилось во мне. Что-то треснуло. Рухнуло. И такое чувство, что это ещё не конец. Ведь трещина на дереве не становится меньше – только разрастается. Так, наверное, и с моим разумом.
Нуясиянен говорила немного испуганно. Фишер чувствовала – в душе женщины зарождается хаос мыслей. Путаница. А это порождает ветры страха, трепета.
– Это не конец. Будет ещё очень много таких вот надломов. Трещин. А учитывая, что тебя пичкали препаратами… Ты не испытывала никакой жалости и угрызений совести. Всё это вернётся. Проснутся и совесть, и жалость. Твоя бесчувственность – это действие психотропов. Азиатские солдаты были обучены специальной эмоциональной технике. Она позволяла им эмоционально меняться прямо на глазах. С западными людьми всё по-другому. Западные люди в большинстве своём не могли освоить эмоциональную технику. Другая ментальность. Другой склад ума. Иная культура.
– Я ничего такого не слышала… – удивилась Нуясиянен до глубины души.
– Потому что тебе ничего не говорили.
– Но для чего было пичкать психотропами нас – лоялистов? Для чего солдатам нужна была эта техника? Не понимаю.
Оливия начала душевно метаться из стороны в сторону, словно лев в клетке. Не знала, что ей делать. Что думать. Как быть. Ник продолжал тем временем сохранять железное спокойствие. Фишер слушала и буквально захлёбывалась интересной информацией. Сталась впитать в себя каждое услышанное слово.
Кейдж продолжил разъяснять:
– Один из эдиктов Мандарина запрещал любые действия развратного характера над любыми людьми. Гласил, что секс может быть только по любви. Но человеческое тело… Сама понимаешь… Хочет – вынь и положи. Это проблема любой армии. В любом временном периоде. Такое чрезмерное желание морально разлагало армию. Способствовало различного рода болезням. Это недопустимо. Азиаты владели техникой, способной перенаправить энергию либидо в деструктивное русло. Именно поэтому имперские солдаты отличались особой жестокостью. С лоялистами возникла другая проблема. Европейцам чужды все эти потоки Ци, Инь, Янь. Спокойная медитация. Потому их и пичкали психотропами. Эти психотропы намеренно перестраивали организм. Направляли либидо в деструктивное русло.
– Так вот, значит, в чём дело. А я-то думала – что это меня на парней перестало тянуть? Почему у меня появилась такая кромешная ненависть ко всему живому? Больше всего удивлялась, почему некоторые лоялисты жаловались на то, что им легко убивать. Они не испытывали ни угрызений совести, ни ночных кошмаров.
На этот раз голос Оливии стал немного радостным. Видимо, радовалась тому, что удалось найти ответы на вопросы.
– Твоя кромешная ненависть к американцам объясняется ещё тем, что они сделали с тобой в трудовом лагере… – Ник выдержал небольшую паузу и продолжил: – Касательно жалоб других. Они были правы. Нормальные люди после убийства долго мучаются. Кому-то снятся кошмары. Некоторые сходят с ума и видят убитых ими наяву. Это так называемый первый тип людей. Другим убийство начинает нравится. Они видят завораживающее угасание в глазах умирающего. Это не описать словами. А третьи просто делают свою работу, немного отчуждаясь. Понимают – убивать иногда необходимо. Война есть война, или ты, или тебя…
Кейдж снова немного помолчал. Фишер тем временем стало совсем интересно – с нетерпением ждала продолжения диалога.
– С тобой всё было по-иному. Ты жаждала убивать, но не без разбору. Скорее, просто чтобы выслужиться. А может быть, убивала из злости, коя кипела в тебе. В тебе словно была этакая жажда. Жажда мести. Ты хотела отомстить за предательство. И отомстить всем. В каждом видела врага. Ненависть. Ярость. Месть. Вот что двигало тобой. Месть – отвратительное явление. Не зря оно происходит от двух слов – «меня» и «есть». Именно она тебя и поглотила с головой. Может, ты и сама не догадывалась о том, что тобой движет. Но вспомни. Вспомни несколько моментов из своей прошлой жизни. Проникнись этим. И докопайся до сути. Ты поймёшь – я прав.
