* * *
Протокол допроса военнопленного старшего лейтенанта Я.И. Джугашвили.
18 июля 1941 г.
Перевод с немецкого
3 мотострелковая рота военных корреспондентов.
Допрос военнопленного старшего лейтенанта Сталина у командующего авиацией 4-й армии.
Допросили капитан Реушле и майор Гольтерс 18.7.41.
Передано кодом по радио.
– Разрешите узнать ваше имя?
– Яков.
– А фамилия?
– Джугашвили.
– Вы являетесь родственником председателя Совета Народных Комиссаров?
– Я его старший сын.
– Вы говорите по-немецки?
– Когда-то я учил немецкий язык, примерно 10 лет тому назад, кое-что помню, встречаются знакомые слова.
– Вы были когда-либо в Германии?
– Нет, мне обещали, но ничего не получилось, так вышло, что мне не удалось поехать.
– Когда он должен был поехать?
– Я хотел ехать по окончании института.
– Какое вы имеете звание в советской армии и в какой части служили?
– Старший лейтенант. Служил в 14 гаубичном полку, приданном 14 танковой дивизии, артиллерийский полк при 14 дивизии.
– Как же вы попали к нам?
– Я, то есть собственно не я, а остатки этой дивизии, мы были разбиты 7.7, а остатки этой дивизии были окружены в районе Лясново.
– Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?
– Не добровольно, я был вынужден.
– Вы были взяты в плен один или же с товарищами и сколько их было?
– К сожалению, совершенное вами окружение вызвало такую панику, что все разбежались в разные стороны. Видите ли, нас окружили, все разбежались, я находился в это время у командира дивизии.
– Вы были командиром дивизии?
– Нет, я командир батареи, но в тот момент, когда нам стало ясно, что мы окружены – в это время я находился у командира дивизии, в штабе. Я побежал к своим, но в этот момент меня подозвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы, должно быть, испугались, я остался один, я не знал, где находятся мои артиллеристы, ни одного из них я не встретил. Если вас это интересует, я могу рассказать более подробно. Какое сегодня число? (Сегодня 18-е). Значит, сегодня 18-е. Значит, позавчера ночью под Лясново, в 1 1/2 км от Лясново, в этот день утром мы были окружены, мы вели бой с вами.
– Как обращались с вами наши солдаты?
– Ну, только сапоги с меня сняли, в общем же, я сказал бы, неплохо. Могу, впрочем, сказать, что и с вашими пленными обращаются неплохо, я сам был свидетелем, и даже с вашими парашютистами, я говорю даже, потому что, вы же сами знаете, для чего они предназначены, фактически они «диверсанты».
– Почему вы говорите «даже парашютисты»?
– Я сказал даже с парашютистами, почему? Потому что, вы же сами знаете, кем являются парашютисты, потому что я…
– Почему же с парашютистами следует обращаться иначе?
– Потому что мне здесь сказали, что у вас говорят, что убивают, мучают и т. д., это неверно, неверно!
– Разве они, по-вашему, не солдаты?
– Видите ли, они, конечно, солдаты, но методы и характер их борьбы несколько иные, очень коварные.
– Думает ли он, что и немецкие парашютисты борются такими средствами?
– Какими? (Как кто еще?)
– Немецкие солдаты прыгают с самолета и сражаются точно так же, как пехотинец, пробивающийся вместе с ударными частями.
– Не всегда так, в большинстве случаев.
– Разве русские парашютисты действуют иначе?
– Давайте говорить откровенно; по-моему, как вы, так и мы придаем несколько иное значение парашютистам, по-моему, это так.
– Но это же совершенно неверно!
– Возможно, но у нас создалось такое мнение. Товарищи рассказывали мне, мои артиллеристы и знакомые из противотанковых частей, что в форме наших войск.
– Неужели он думает, что наши парашютисты прыгают с самолетов в гражданском платье, как об этом когда-то сообщило английское правительство?
– То, что ваших парашютистов ловили в форме наших красноармейцев и милиционеров, – это факт, отрицать этого нельзя.
– Значит, такая же сказка, как и у англичан?
– Нет, это факт.
– А сам он видел когда-либо парашютиста, сброшенного в гражданском платье или в форме иностранной армии?
– Мне рассказывали об этом жители, видите, я не спорю, борьба есть борьба, и в борьбе все средства хороши. Поймали одну женщину, женщину поймали, я не знаю, кто она была – от вас или это наша, но враг. У нее нашли флакон с бациллами чумы.
– Это была немка?
– Нет, она была русская.
– И он верит этому?
– Я верю тому, что ее поймали, эту женщину, но кто она – я не знаю, я не спрашивал, она не немка, а русская, но она имела задание отравлять колодцы.
– Это ему рассказывали, сам он не видел.
– Сам я не видел, но об этом рассказывали люди, которым можно верить.
– Что это за люди?
– Об этом рассказывали жители и товарищи, которые были со мной. Потом поймали женщину от вас в трамвае, она была в милицейской форме и покупала билет, этим она себя выдала. Наши милиционеры никогда не покупают трамвайных билетов. Или так, например: задерживают человека, у него четыре кубика, а у нас четыре кубика не носят, только три.
– Где это было?
– Это было в Смоленске. Мне рассказывали об этом мои товарищи.
– Известно ли ему об использовании нами парашютистов в Голландии и в других операциях? Не думает ли он, что это тоже были немецкие солдаты в иностранной форме?
– Видите ли, что пока советско-русская война (так в тексте перевода. – В. К.)… мне известно, да, советская печать очень объективно освещала военные действия между Германией и ее противниками… например, об операциях ваших парашютистов наша пресса писала, что англичане обвиняют немцев в том, что они действуют на территории других государств в голландской форме или же вообще в форме не немецких солдат, об этом наша печать писала по сообщениям англичан, но при этом отмечалось, что немцы вряд ли нуждаются в этом, я сам это читал, я знаю это.
– Один вопрос! Вы ведь сами соприкасались в боях с немецкими войсками и знаете, как сражаются немецкие солдаты. Ведь не может быть такого положения, чтобы имели место случаи таких неправильных действий, о которых вы говорите, упоминая о наших парашютистах, если в остальном война ведется нормальным путем?
