Языки, уже известные Александру, помогают ему более эффективно изучать новые. Принято считать, что изучать второй язык из той же семьи проще, и это правда (хотя бы потому, что приходится реже заглядывать в словарь). Однако Александр и некоторые другие гиперполиглоты могут пользоваться некоторыми преимуществом и при изучении языков из разных семей. Эти люди оттачивают навыки обучения и часто используют их себе на пользу. При знакомстве с новым языком Александр легко и быстро усваивает его звуки и грамматические структуры, но для получения такого преимущества ему прежде пришлось выучить пять или шесть языков.
Один человек, с которым я познакомился позже, утверждал, что «взломал код» арабских глаголов, которые первым делом изучаются в форме прошедшего времени, так как она самая короткая. Затем люди учат формы настоящего времени и с большими трудностями запоминают огромное количество исключений. А этот человек вычислил, что проще сначала выучить формы настоящего времени, а затем выводить из них формы прошедшего. «Я придумал замечательные правила, почти не имеющие исключений, – восклицал он. – И выяснилось, что система обучения арабскому на протяжении столетий была перевернута с ног на голову!» У другого человека имелась собственная система изучения тонов в китайском, тайском языках и хмонгских диалектах, которая заключалась в произношении всех возможных комбинаций из двух тонов. Он создал ее в основном для того, чтобы точно воспринимать и воспроизводить тона; в сочетании со знанием каждого тона в отдельности эта система облегчала понимание переходов между любыми соседними тонами.
Гиперполиглоты могут не только уделять много внимания конкретным языковым структурам, но и, исходя из своих пристрастий или неприязни к определенным языкам, изучать лишь те из них, которые им больше нравятся. Александр говорил, что ему не нравится, как звучит китайский, поэтому он с легкостью перестал его изучать. От одной женщины, овладевшей четырьмя языками в колледже и отправившейся в Россию в качестве военного переводчика, я услышал, что она не могла изучать арабский в Ираке, так как это был язык ее врагов. Один мужчина рассказывал, что в средней школе он предпочел немецкий французскому, который считал «изнеженным», и это предубеждение долгое время оставалось неизменным.
То же самое относится и к грамматическим структурам. Кристофер, «полиглот-уникум», путался, как обычный школьник, в значениях слов при изучении искусственных языков (в которых слово имеет разные значения в зависимости от места в предложении и от того, присоединяется ли оно к третьему слову предложения или стоит в третьей части сложного предложения). Гиперполиглот, «взломавший» арабский язык, сказал, что глаголы русского языка поставили его в тупик. Как и во многих языках, в русском языке есть глаголы двух видов: одни означают завершенное действие (перфективные), другие – незавершенное (имперфективные). Правила употребления этих глаголов достаточно сложны и имеют множество исключений, которые, в свою очередь, тоже имеют исключения. Ему казалось, что нужно вырасти в русской семье, чтобы разобраться во всем этом. «Я попытался разобраться с правилами, но у меня ничего не вышло», – признался он. Сам великий Меццофанти получил нервный срыв, пытаясь осилить китайский в Неаполе, и в итоге забыл все языки, которые знал до того, за исключением родного болонского.
Превосходят ли аналитические способности Александра навыки вышеперечисленных гиперполиглотов? Он даже не думал об этом. В таких вопросах он, казалось, до странности озабочен тем, что это значит для изучения языков в более широком смысле. Однажды я попытался рассказать ему об исследовании небольшой группы взрослых людей, добившихся больших успехов в изучении голландского языка. Ученые выясняли, какие факторы повлияли на их успех. Сначала Александр с почтением слушал, а затем остановил меня. «Это всего лишь крохотная кучка людей. Как это может помочь другим людям, изучающим голландский?» Я перечислил некоторые резоны, но он не изменил своего мнения, боясь, что ему придется признать влияние природного таланта, а не собственных усилий, на его способности.
Какое-то время я лишь молча смотрел на него, а затем у меня появилось желание наклониться к его голове и прошептать: «Говори же, мозг, расскажи мне, что скрывается в тебе, расскажи мне, что тобой руководит. Ты свел человеческие языки, каждый из которых представляет собой симфонию с обилием звуков, наложенных друг на друга, к простейшим мелодиям. Ты заглядывал в глаза древнему языку, погребенному в наших головах и хранящему вечную загадку. Но когда я спросил тебя, как тебе это удается, ты не смог произнести ни звука. Говори же, мозг!»
Александр не только не удовлетворил моего интереса к содержимому своего черепа, но еще и абсолютно разочаровал меня, когда я стал расспрашивать его о Зиаде Фазахе. Он, очевидно, не одобрял того, что Фазах своим спектаклем подорвал репутацию полиглотов. На третий день моего пребывания у него в гостях Александр поведал мне, что, живя в Бейруте, обнаружил несколько фактов о Фазахе, никогда не всплывавших на форуме. Фазах говорил, что обучался многим языкам у моряков, но «на свете просто нет такого количества моряков. Разве в Бейруте можно встретить прогуливающихся азербайджанских моряков? Вы их там просто не найдете».
Фазах также утверждал, что был местной знаменитостью. Но тридцать лет спустя никто в Бейруте уже не помнил о Фазахе, как сказал Александр. Можно предположить, что, если бы он действительно пользовался такой популярностью, о которой рассказывал, то память о нем просуществовала бы куда дольше. «Я попросил знакомых журналистов посмотреть в архивах, были ли за последние двадцать лет какие-либо упоминания об этом человеке, – рассказал он. – Они не нашли ни одного».
«Что бы о нем ни говорили, – продолжил он, – одно из его утверждений явно не соответствует истине. Фазах рассказывал, что доставал необходимые ему материалы в публичной библиотеке Бейрута. Но в то время, когда он там жил, в Бейруте не было публичной библиотеки. Он просто физически не мог получить эти материалы. Мне кажется, это все из серии фантастики Хорхе Борхеса», – подытожил он. Если быть честным, в тот момент я подумал, что все мы могли бы быть под впечатлением от Хорхе Борхеса, писавшего о людях с абсолютной памятью, которые больны страстью к запоминанию всего подряд, и о Вавилонской библиотеке, где хранятся переводы всех книг, включая еще не написанные, на все языки мира. Нормально ли, чтобы человек, знавший все языки мира, включая искусственные, не мог никому ничего сказать? Лично мне Александр кажется типичным героем Борхеса. А его слова о Фазахе напоминали ситуацию, когда один полиглот судит о другом, не состязаясь с ним в знании языков, а на основе косвенных доказательств.
Затем Александр рассказал мне о блогере по имени Райан Бут, который поехал в Бразилию и встретился там с Фазахом. Александр сказал мне: «Он верит в Фазаха». Это показалось мне интересным. Неужели существование гиперполиглотов – не факт, а предмет веры, наподобие веры в снежного человека или НЛО? Позднее Бут поведал мне, что не верит в то, что Фазах свободно владеет пятьюдесятью девятью языками, но дело не в этом: «Неважно, говорит ли он свободно на пятидесяти девяти языках или не говорит ни на одном. Честно говоря, те, кто утверждает, что говорят на десятках языков, не заблуждаются только в том случае, если описывают свои способности подобным образом:
