В этой ситуации лучшим решением было доведение ситуации до абсурда. Когда очередь дошла до меня, я повернулся к Элизабет и сказал, указывая на воображаемое фото:
– Это моя мама. Она работает асфальтоукладчиком.
– О, моя тоже! – живо откликнулась Элизабет.
– Это мой отец, – продолжал я. – Он лечит слонов.
– И мой! – воскликнула Элизабет.
Некоторые наши однокурсники не могли сдержать смех. Большинство были шокированы. На лице Бомбастика отразилась мимолетная усмешка. «В бывшем Советском Союзе от рабочих требовали выполнения производственных планов, – сказал он, обращаясь к аудитории. – Эти двое ведут себя как рабочие, перевыполнившие план».
Бомбастику не понравилось мое выступление. Однажды, когда он устроил нам практический экзамен на тему, которую мы не изучали, это стало для меня последней каплей. Не сдержавшись, я сказал ему, что он не имел права так поступать, а он в ответ обвинил в неправоте меня и начал отчитывать как мальчишку. Мы чуть не подрались с ним прямо в аудитории. Он сбежал, а я больше никогда не посещал его курсы. В итоге все, что я для себя вынес из этих занятий, это уверенность: будучи в Москве, я смогу правильно идентифицировать слона.
* * *
– Так каким языком вы хотели бы заниматься? – переспросил Александр.
– Хинди, – уверенно ответил я.
В близлежащем парке мы встретились с долговязым студентом из Беркли по имени Джастин, который в последнее время раздражал Александра, согласившегося быть его учителем, тем, что не следовал инструкциям по использованию метода «преследования». Поэтому полиглот заставил его слоняться по парку, то прячась в тени, то снова выскакивая на солнце, прямо на загоравших в траве девушек. Трудности «преследования» в парке обусловлены тем, что все это происходит на виду у множества отдыхающих. Но, как пошутил Александр, в Северной Калифорнии, чтобы заставить людей обратить на вас внимание, вы должны вести себя очень странно.
Затем Александр и Джастин стали прогуливаться вместе, и полиглот требовал от своего ученика выкрикивать слова «более по-итальянски». Пока эти двое гуляли вокруг, яростно жестикулируя и громко выкрикивая итальянские слова, как будто пытаясь как можно более убедительно доказать что-то друг другу, я пообщался с одной из спускавшихся по склону холма любительниц солнечных ванн.
– Они вас не шокируют своим поведением? – спросил я.
– Разве что слегка, – сказала она. – А что происходит? Они учат итальянский?
– Тот парень, что справа, учитель, – объяснил я.
– Он молодец.
– А вы говорите по-итальянски?
– Нет, я говорю по-испански, но я была в Италии. А где он жил в Италии?
– Он не итальянец, он американец, – сказал я.
Ее брови удивленно поднялись.
– На самом деле он говорит, что знает много языков, и хочет открыть школу, чтобы больше людей стали такими, как он.
– А, языковой культ, – сказала она, как будто речь шла о чем-то обычном.
Закончив занятие с Джастином, Александр предложил взять магнитофон мне. Я выбрал кассету, на этикетке которой значилось: Le Hindi Sans Peine («Хинди без боли и мучений»).
– Вы мне обещали, что больно не будет, – сказал я.
– Ничего подобного, – парировал он.
Я надел на голову жесткие наушники и начал бродить по парку, жестикулируя и сотрясая полуденный воздух звуками хинди. Я почувствовал, как несколько звуков проникли в уши и вырвались изо рта. Затем еще несколько. Прогресс! Казалось, никому из находящихся в парке нет до меня никакого дела, видимо, получасовая декламация Джастина и Александра успела им наскучить. Распрями спину и говори громче, сказал я себе. Но это было не так-то легко. Я не мог разобрать длинных слов, составляющих звучащие в наушниках фразы, поэтому пришлось остановиться и прислушаться. «Garam garam hai». Что бы это значило? Снова и снова повторяющееся слово «хэй». Звучит как «сено»
[42]
. Фраза «Garam garam. Mera naam» вдруг напомнила мне санскрит. У меня есть учитель йоги, который давал в том числе и уроки заунывного пения на санскрите, во время которых звучало что-то похожее на «garam garam cai hai. Ji ha. Mera naam». Возможно, это самое «hai» представляет собой грамматическое окончание вопросительных предложений?
[43]
В какой-то момент ко мне присоединился Александр; теперь я бродил по долинам синтаксиса хинди уже в сопровождении святого полиглота, и в моей душе не осталось страха. Удивительно, но он тоже говорил на хинди. Как это возможно? Он назвал это «интернализацией». Прослушав три урока, я выключил плеер. Видимо, я все делал настолько плохо, что критиковать меня взялся даже Джастин: «Держи спину ровнее, говори громче, – поучал он. – Кричи!» Александр одобрительно кивал. «Вы выглядели слишком напряженно», – сказал он. «Ну да, это потому, что я не мог разобрать слова», – начал было оправдываться я. «Забудьте об этом», – отмахнулся он. Затем мы сидели на скамейке и разбирали диалоги по учебнику. «Вы хотели бы повторить урок?» – «Конечно». – «Но на этот раз вы должны быть сильнее, быстрее, увереннее». – «Да, да».
После многократного повторения трех диалогов это наконец случилось: хинди открылся мне. Я никогда не искал особых методов и секретов обучения, для меня существовал лишь один принцип: чтобы выучить язык, нужно корпеть над учебниками, запоминать, записывать и практиковаться до бесконечности. Поначалу метод «преследования» показался мне абсурдным. Тем не менее ворота хинди – я чувствовал – распахивались.
«Вы делаете успехи, у вас определенно есть способности, – сказал Александр. – Вы знаете больше, чем я думал. Вы удивили меня».
Озарение! Теперь дайте мне кого-нибудь, от кого я мог бы узнавать новые слова. Позвольте мне играть в настольные игры с маленьким ребенком. Дайте гиперполиглота, который обратит меня в свою веру, приобщит к своему клану, представители которого не знают лингвистических преград, даже не являясь носителями языков.
В следующем году жизнь Александра вновь претерпела изменения, на этот раз в лучшую сторону. Это произошло благодаря тому, что по совету друга он стал указывать в резюме, что является полиглотом. Теперь он работает специалистом по языкам в Организации министерств образования стран Юго-Восточной Азии, штаб-квартира которой находится в Сингапуре. Этот многоязычный город является отличной площадкой для развития навыков полиглота, но пока у Александра не нашлось времени, чтобы выучить малайский или тамильский – местные официальные языки. Он все никак не может забыть Бейрут, поэтому наибольшее внимание уделяет арабскому. Он все еще не отказался от намерения открыть школу для полиглотов и гордится достижениями своих сыновей в изучении языков. Его сын недавно получил приз за свои стихотворения, правда, написаны они были по-английски, а не по-китайски или по-французски.
