Примечательно, что способность к изучению иностранных языков часто соседствует с музыкальными способностями: и языки, и музыка представляют собой формализованные системы, включающие в себя последовательности дискретных единиц, для успешного освоения которых требуется наличие внутренней дисциплины. Действительно, звуки речи и звуки музыки обрабатываются в одной и той же области мозга, и кроме того, в обоих случаях необходимы хорошие навыки распознавания зрительных и слуховых образов. Но когда К. Д. протестировали на наличие музыкальных способностей (с помощью специального теста, разработанного Карлом Сишором в 1919 году), оценки его способностей запоминать мелодию и чувствовать ритм оказались средними. Таким образом, по крайней мере в этом случае, связь между языковыми и музыкальными способностями отсутствовала.
Существует две основные теории, объясняющие наличие сверхспособностей к изучению иностранных языков. Согласно первой, определяющим фактором является степень целеустремленности и усердия человека, имеющего желание овладеть незнакомым языком. Отсюда следует, что лингвистические сверхспособности являются не следствием исключительных биологических особенностей человека, а результатом планомерных практических занятий. Каждый может стать экспертом в области иностранных языков – даже в зрелом возрасте. Изучением языков занимаются самые разные люди, но лишь очень малая часть из них добивается действительно заметного успеха. На своем родном языке они говорят нисколько не хуже других носителей, но при этом не чураются того, чтобы слушать и воспроизводить новые для них звуки, слова и грамматические конструкции. Осознавая, что для изучения иностранного языка необходимо много трудиться, они стараются эффективно использовать свое время.
Согласно другой теории, корни языковых способностей следует искать в неврологических особенностях, хотя мы не можем сказать определенно, какие механизмы задействуются в тех случаях, когда демонстрируемые результаты невозможно объяснить исключительно усердием и мотивацией ученика. Случай К. Д. можно было рассматривать в качестве подтверждения справедливости данной теории, поскольку Лорейн удалось получить математическую оценку его когнитивных функций, способствующих быстрому и легкому обучению иностранному языку в зрелом возрасте. Предположительно, эти функции более генетически детерминированы, чем другие. Хотя они и поддаются тренировке, их развитие ограничено определенными рамками. Со временем К. Д. стал все чаще фигурировать в качестве примера в научных работах других ученых, включая труды лингвиста Питера Скехана из университета Гонконга, который предположил, что особенность К. Д. «похоже, заключается в его способности быстро и легко загружать в свою память огромное количество информации».
И Кристофер, и К. Д. обладают талантами, которые не имеют прямого отношения к языку, утверждал Скехан. Скорее всего, у них имеются когнитивные способности, которые, так уж получилось, очень хорошо подходят для изучения языков. То есть их способности заключаются в том, что они могут отлично распознавать повторяющиеся модели и запоминать учебный материал. Эти навыки подходят для изучения языков, каждый из которых, по сути, представляет собой «относительно простую систему кодов, осваиваемую при оперативном использовании и в дальнейшем служащую основой для фиксации учебного материала». Когда Скехана спросили, «имеет ли описанный талант качественные отличия от высокой способности к обучению [языкам]», он ответил решительным «да».
Оба типа людей, изучающих языки, имеют некоторое количество общих признаков. Они «вынуждены держать в голове широкий диапазон лексиколизированных элементов, создающих избыточность в их системах памяти, а также многочисленные образы лексических элементов… Предполагается, что такие обучающиеся не слишком ценят форму выражения», – писал Скехан. В переводе на понятный язык это означает, что они знают много разных слов, имеющих сходные значения, и при этом не слишком беспокоятся о том, чтобы избегать ошибок. Такие люди, по предположению Скехана, должны иметь биологические особенности. «Те, кому удается исключительно успешно изучать иностранные языки, характеризуются наличием необычайно хорошей памяти, в частности, для сохранения лексического материала, – писал он. – При этом они, похоже, не имеют каких-либо необычных способностей, влияющих на скорость обработки информации». Другими словами, они учат языки практически так же, как все остальные, но в отличие от других способны лучше удерживать и извлекать поступающую в их мозг информацию.
К чему это приводит на практике? Обычный человек на протяжении всей своей жизни легче усваивает новые факты, приобретая новые для себя моторные или когнитивные навыки. Точно так же взрослому человеку, изучающему иностранный язык, проще запомнить новые слова, чем усвоить грамматические правила. Известно, что, по крайней мере на ранних стадиях изучения иностранного языка, обычный взрослый человек старается опереться прежде всего на свою «декларативную память», то есть ту часть системной памяти, которая хранит факты и слова и которая с возрастом остается довольно устойчивой. А вот пластичность процедурной памяти, где складируются моторные и когнитивные навыки, а также хранятся изученные грамматические правила, с возрастом утрачивается. Так что способность гиперполиглотов «лучше удерживать» поступающую в мозг информацию может означать более быстрое ее закрепление в декларативной памяти. Или то, что их процедурная память сохраняет свою пластичность дольше, чем у большинства людей. Или что их декларативная память просто обладает большей емкостью. Если судить по этим параметрам, то обладающий превосходной памятью полиглот Кристофер имеет гораздо меньше общего с обычным взрослым человеком, изучающим иностранный язык, чем могло бы показаться.
Что касается Лорейн, то она полагала, что большое значение могут иметь и другие факторы.
Было установлено, что К. Д. забывал изображения и цифры так же быстро, как любой другой человек. Возникает вопрос: почему его хорошая память обладала такой избирательностью, впитывая звуки и слова и оставляя на поверхности все остальное? Его музыкальные способности были посредственными, тест на зрительно-пространственное воображение и вовсе поставил его в тупик: он сказал, что не умеет читать карты или прокладывать новые маршруты. Это заинтриговало Лорейн, поскольку подтверждало теорию, согласно которой исключительные вербальные способности сопровождаются ограниченными зрительно-пространственными возможностями, и наоборот.
Чтобы как-то обосновать эту зависимость, она обратилась к комплексной теории, известной как гипотеза Гешвинда – Галабурда, которая указывает на наличие взаимосвязи между дислексией
[48]
, полом, хиральностью
[49]
и другими характерными признаками. В качестве примера можно привести преобладание левшей среди талантливых художников или тот факт, что подавляющее большинство больных дислексией и аутизмом – мужчины. В 1980 году неврологи Норман Гешвинд и Альберт Галабурда провели исследование, предметом которого являлись ответные реакции мозга в процессе его развития. Они заметили, что левое полушарие головного мозга крысиного плода развивалось медленнее в том случае, если в определенные моменты развития получало инъекции тестостерона. Клетки, предназначенные для левого полушария, мигрировали в этом случае в правое полушарие, которое, таким образом, получало больше строительного материала для создания устойчивых связей.
