Торстен ответил, что установилась хорошая погода.
— И не только погода. Ветер будет дуть нам прямо в спину.
— Ветер будет дуть в спину нам, а мы — моему сопернику Ульрику, — сказал Рыжий Оттар. — Он уплыл еще прошлой ночью.
— Тогда завтра на рассвете, — провозгласил Торстен.
— Когда мы оставим озеро позади и отправимся в открытое море, — рассказывал девушке шкипер, — сперва нам на пути попадутся Аландские острова. Один большой и сотни маленьких — будто месяц в окружении звезд. Дотуда плыть два дня и две ночи.
— Мы направимся прямиком к островам, — сказал Торстен. — Если ветер не переменится.
— Аланд, — проговорила Одиндиса нараспев. — Остров, населенный чародеями.
— Пфф… — сплюнул Рыжий Оттар и бросил на жену Слоти колючий взгляд.
— Знаешь, иногда я вижу то, чего не видят другие, — продолжала Одиндиса.
Шкипер хлопнул в ладоши:
— Вздор!
Одиндиса повернулась к Сольвейг и посмотрела на нее полудиким рассеянным взглядом, будто застыла между мирами.
— Значит, Аланд, — повторил Торстен. — А потом на восток, все время на восток, до Ладоги. Идти от Аланда будем пять дней и пять ночей, никак не меньше.
— Я видела, как двое плясунов превратились в камни, — мечтательно сказала Одиндиса.
— Одиндиса! — рявкнул Рыжий Оттар. — Я от тебя мокрое место оставлю!
— Может, мне показать девочке корабль? — спросил Торстен.
У Сольвейг екнуло сердце. Она не могла дождаться мига, когда расспросит кормчего про отца.
Но Рыжий Оттар сказал, что пойдет с ними вместе:
— Мне нужно проверить груз.
— Мы его уже проверили, — возразил ему Бруни Черный Зуб. — Слоти и Вигот уже на борту, сторожат.
— Все равно.
Сольвейг заметила, как гордится своим судном Рыжий Оттар. Проходя по причалу, он похлопал его по обшивке.
— Дуб, — объявил он. — Тес из дуба, только недавно срубили. Я был в том лесу, когда раскалывали деревья для моего корабля. Ему ведь всего годочек.
— Какой красивый! — воскликнула Сольвейг.
— Посмотри на эти изгибы, на эти очертания!
— Похож на волны, — сказал Торстен. — И на мою жену.
— А эта морская красавица и есть моя жена. Киль целиком сработан из отличной древесины. Знаешь что-нибудь о кораблях?
Сольвейг покачала головой:
— Нет, почти ничего. О рыбацких лодках и яликах могу рассказать, но я никогда не ступала на судно, которое было бы хоть вполовину так прекрасно, как это.
— Ну так заходи! — пригласил ее шкипер. Его глаза, рыжие, как мех лисицы, ярко сияли.
О! Пока Рыжий Оттар вышагивал с ней от носа к корме и обратно, а потом поперек корабля, она ощутила такую легкость в душе, что едва касалась ногами палубы. В ее ушах звенели строки, которые нередко произносил отец:
О мой скакун ретивый, конь морей,
Кричит кроншнеп — и снова сердце ввысь
Мое стремится, снова думы все
Помчались вдаль, над золотом и блеском…
— Измерь его, — приказал Сольвейг Рыжий Оттар. — Познакомься с ним!
И все трое снова зашагали бок о бок от кормы к носу. Сольвейг вслух считала шаги.
— Четырнадцать, — сказал она. — И четыре в ширину.
Рыжий Оттар крякнул и кивнул. Торстен тайком подмигнул Сольвейг.
— Еще не совсем выросло судно, а, шкипер? — спросил он.
— Это корабль богов! — ответил тот. — Таким, как вы, его не оценить по достоинству.
— Тут нельзя знать наверняка, — возразил Торстен. — Иным ладьям лучше оставаться на берегу.
— Парус двадцати футов в высоту и двадцати в ширину, — обратился Рыжий Оттар к Сольвейг. — А погляди на шкентель… а на канаты из тюленьей шкуры!
«Он такой грубый на вид, — подумала Сольвейг, — а радуется, будто ребенок».
— Так вот! — продолжал Рыжий Оттар. — Когда можем, мы плывем под парусом. А когда нет — гребем сами. Вот тут скамейки для гребцов. Я работаю веслом напротив Вигота, а…
— Ты будешь грести?! — воскликнула Сольвейг.
— А как же. Думаешь, я буду сидеть сложа руки? Торстен — наш кормчий, а я гребу напротив Вигота. Дальше — Бруни и Слоти. И затем уж вы, женщины, все четверо. Каждая будет грести по полсмены и помогать детям вычерпывать воду.
— А с кем буду грести я?
Шкипер поджал губы:
— Мы решим это позже.
Сольвейг указала на открытую кладовую возле мачты:
— Чем вы торгуете?
— Обычной всячиной, — ответил Рыжий Оттар и постучал по палубе: — Там, внизу, тоже запасы.
— Шкуры и мех?
— Уйма! Я вот что скажу: старый добрый Лысач с братом — как же его зовут-то? Орм? — приносят нам самый лучший мех.
— Ты имеешь в виду Турпина?
— Да, Лысача.
— Почему ты так его зовешь?
— Да потому что он такой мохнатый. Попомни мои слова, скоро они разгонят всех остальных поставщиков. В этот раз они привезли еще и воск. Я никогда не видел столько воска. Свечей хватит на всю Ладогу. И на Киев в придачу.
— Значит, меха и воск.
— Еще оружие. У некоторых украшены лезвие, рукоять или ножны. Исландец, Бруни, сработал их нынешней зимой.
Торстен прервал речь Оттара, сплюнув на палубу и растерев слюну подошвой левой ноги.
— Что с тобой, Торстен? — гавкнул Рыжий Оттар.
Но Торстен просто прорычал что-то и отказался отвечать.
— А можно мне посмотреть? — спросила Сольвейг. — На оружие?
— Придется подождать. Пока что все оно завернуто в промасленную ткань и сложено вот тут. — Рыжий Оттар снова топнул и рассмеялся: — Поглядите на нее! Глазки-то загорелись!
— Все тут так необычно, — объяснила Сольвейг.
— А еще мы везем мед. Бочки меда. И настольные игры. И… — он понизил голос, — драгоценные металлы.
— То есть золото?
Рассвет. Закурлыкали чайки. Засвиристели крачки. Но когда Торстен отвязывал лодку и она начала скользить, а потом мягко покачиваться, путники не издали ни звука. Оказавшись меж водой и сушей, все думали о том, что оставили и что ждет их впереди.
Дорога из гавани на озере Малар через канал в открытое море заняла все утро и половину дня, и только потом западный ветер принялся за дело всерьез.
Волны хлопали, будто от радости, а корабль Оттара подпрыгивал со свистом.
Сольвейг сидела на корме, позади огромного квадратного паруса. Здесь такой же ветер, как и там, где мою лодку пронесло мимо Трондхейма, подумала она.
