И каково было мое удивление, когда на лабораторной койке под лампами я увидел пристегнутым не себя, а Серенького! Именно над моим погибшим корешем сейчас колдовали два мерзких доктора.
Что это такое? Почему я в своем воспоминании вижу его? Подобные вопросы пронеслись шальным табуном. И тут же сама собой сверкнула догадка. Может быть, это чувство вины пытается меня измучить таким извращенным способом? Ведь не должен он был тогда ночью уходить из приюта. Совсем не должен был. И если бы не моя глупость, то шли бы мы сейчас вместе плечом к плечу, а в конце и «главный приз» на двоих разделили бы. Все сраное хранилище артефактов – и на двоих! Но нет же, черт меня тогда дернул… Лучше бы сам в лес двинул. И если бы была возможность назад все вернуть, переиграть все… Но нет ее. А значит, все правильно – заслужил я это. Заслужил смотреть на адские муки своего друга, смотреть и страдать от бессилия что-либо изменить.
А тем временем два изверга в белых халатах приготовились к очередному эксперименту над его измученным телом. Доктор постарше разложил на столике пробирки с разноцветными препаратами и достал из бокса шприц-пистолет. Зарядив его колбой с ядовито-зеленым реагентом, он приблизился к дергающемуся телу. Рот Серенького был заклеен широким пластырем.
– Итак, препарат «двадцать восемь бета», – начал наговаривать на диктофон тот, что был моложе, – экспериментальная сыворотка из тканей болотной древогидры. Назначение – кратковременный усиленный разгон регенерации для экстренного использования в полевых условиях при серьезных ранениях. Дозировка шесть кубиков.
– Ну, надеюсь, хоть этот выдержит, – старший доктор поднес шприц-пистолет к шее моего друга, – а то в лаборатории у Палыча все тесты приводили к летальным исходам.
– Но наш-то образец куда крепче будет. Он у нас вообще находка – что только мы с ним не делали! Мне даже кажется, что перепили мы его пополам, то получим двух вот таких же одинаковых.
– Нет, такого он точно не переживет. – Старший придавил шприц и впрыснул в кровь кореша всю ампулу, от чего его тело на койке начало бешено трясти. – Все, теперь можно на перекур. Вернемся через пять минут, когда препарат начнет действовать. Тогда его и попилим.
– Что сегодня отрезать будем? – поинтересовался молодой, направляясь за своим коллегой к выходу. – Может, попробуем одну руку целиком?
– Можно и руку, – кивнул тот.
– А я вот тут подумал, – уже на пороге остановился младший и кивнул в сторону подопытного, – у него же и без того неимоверная регенерация. А вдруг мы что-то там ему испортим этой инъекцией?
– Не-е-е, – протянул второй доктор из коридора, – говно говном не испортить.
Оба гада рассмеялись и исчезли за створкой автоматической двери. А пристегнутое к лежаку тело стало биться с такой силой, что койка от вибрации начала перемещаться по полу.
Из глаз брызнули красные кровавые слезы, все вены и артерии вспухли, как резиновые шланги, и потемнели. На лице, на шее, на руках, на всех открытых участках тела начал проступать багровый пот. Капельки сливались в ручейки и стекали на пол нарастающими потоками. В какой-то момент правая пристегнутая рука дернулась с такой силой, что по лаборатории разлетелся отчетливый хруст костей. Но на этом Серенький не остановился. Видимо, адская боль придала колоссальной силы, он крутанул и рванул руку со всей дури. Кожа на ней треснула, кости от вращения полопались, а плоть порвалась на кровавые лоскуты. Вырвав из хомута это кровавое месиво, он поднес изувеченную конечность к лицу.
Из этой багровой мешанины, словно какие-то мясные черви, вдруг вылезли тонкие и длинные паутинки. Они наросли вокруг раны большим облаком, после чего зашевелились и неожиданно начали стягиваться, сплетаясь в пальцы. Спустя секунды на месте бесформенной культяпки появилась полностью целая и невредимая рука…
* * *
– Подъем!..
Крик дозорного резко вырвал меня из сна, я открыл один глаз и, прежде чем осмотреться, уже понял, что никаких болезненных ощущений из своего видения я не вынес. Мало того, и во сне мне было достаточно комфортно, не считая того, что пришлось созерцать неприятную картинку. Сдержал-таки слово старый лис, излечил меня…
А тем временем дежурный и не думал затыкаться. Он продолжал бегать по лагерю и орать. Встревоженный народ вскакивал со своих мест и хватался за оружие. Что-то стряслось.
Один рывок, и я уже на ногах, а в руках моих взведенный автомат. Я поморгал и навел в глазах резкость. Все, кто уже встал, стягивались в центр лагеря, обступая кольцом то место, где еще вчера совершенно ничего не было. Теперь же там, на крошечном холмике, росла маленькая симпатичная яблоня, на которой одновременно пестрели и цветы, и зрелые плоды. У подножия холмика лежало два бледных тела, которые густо оплело своими корнями выросшее за ночь деревце. Это были Петрушка и Ватрушка. Я подошел к толпе и про себя заметил, что Петруха, оказывается, успел поделиться сорванными «яблочками» с товарищем. Тем самым и утянул его за собой на тот свет…
* * *
Дендроарахнид, или «паучья яблоня», – один из многочисленных мутантов Зоны Три-Восемь, в котором аномальная природа смешала воедино несколько видов. Как выглядит это чудо, до сих пор никому не известно. Дендроарахнид обитает в самой безопасной части Зоны Посещения – глубоко под землей, где большинство аномалий перемещаются в разряженном состоянии. Но в среде его обитания жрать особо нечего, то ли дело на поверхности. В связи с этим у мутанта выработался весьма любопытный образ жизни и способ питания.
Из безопасного подземного гнездышка создание выпускает на поверхность свой особый пищеварительный орган, который по внешнему виду ничем не отличается от мелкой дикой яблони. Все дерево – это одна большая железа, которая вырабатывает желудочный сок и запаковывает его в своеобразные живые контейнеры, также ничем не отличимые от древесных плодов. Вот только химический состав этих «яблочек» куда более сложный, чем у обычного фрукта.
Попадая в тело, ферменты дендроарахнида быстро пропитывают жертву, а затем, преобразуясь в активные токсины, начинают переваривать ее изнутри. Из-за чего от плоти начинает исходить очень тонкий сладкий запах, похожий на аромат яблок. У «паучьей яблони» нет зубов, и просто так взять и сожрать кого-то она не способна. В этом мутант похож на обычного паука: он ждет, пока жертва переварится. Вот только процесс такого пищеварения занимает несколько дней. И все это время, пока «приболевшая» жертва перемещается по Зоне, «паучья яблоня» идет за ней по едва уловимому специфическому запаху. В конце концов ничего не подозревающий человек ложится спать и где-то на вторые сутки, после активной фазы внутреннего разложения, превращается в кожаный кокон с питательным супом внутри, который и высасывает своими хоботками-корешками дендроарахнид.
Подобный процесс пищеварения необратим, и человека уже можно считать покойником, как только он слопает хотя бы одно подобное «яблочко».
