– Тебе тоже идет. Я люблю тебя. – Эхо, эхо рассыпалось, – люблю, молю, неволю…
А ведь если бы не продукты, шампанское и другие мелочи, – выходить из дому совсем необязательно. Вот так и остаться и здесь, и никуда не выходить. «Никогда, – подумала Рита. – Но ведь мужчины не могут сидеть без дела». Раньше она так же думала о себе. Теперь поняла, что рассматривать цыганские глаза, упрямый подбородок, ловить его жесты (он откидывает волосы назад, резко тушит сигарету, примеряет смешную перчатку-хваталку с широкими стегаными отростками для пальцев) она согласна вечно. Симметрия Лешиных черт становится привычной, грубоватая гармония делает лицо изысканным. И ленивый жест, которым он подтаскивает поближе лист бумаги, ручки и карандаши у Риты повсюду разбросаны, – взгляд резкий и цепкий, Леша сосредоточен, молниеносно выхватывает очередную деталь, из хаотичных поначалу линий появляется Ритино лицо, еще два-три штриха – и он повернул рисунок: смотри!
– Да ты мастер! Как точно поймал то, что мне самой казалось неуловимым.
– Разве я что-то ловил? – Он недоумевает, искренне. – Я писал тебя так, как вижу, ну, сверял время от времени с оригиналом, но больше для того, чтобы взглянуть украдкой лишний раз. Часами бы смотрел, не отрываясь, я…
– Ты прекрасный рисовальщик!
– Спасибо. Просто набросок, минутное дело. Эскиз. Раньше от профессии бегал, казалось, что не ко времени профессия. Теперь ко времени. Я архитектор по образованию, дизайном помещений занимался. Займусь вплотную, определился. Почему? Длинная история. Ох, мне еще рассказывать и рассказывать. Повторяю, тебе слушать надоест.
– Говори. Хотя у меня странное ощущение, что я все о тебе уже знаю. Обманчивое, наверное. Но на крокодила в тине ты явно не похож.
– Ты о чем?
– Да так, вспомнила. Одна моя знакомая называла возлюбленного крокодилом. Тина – для полноты образа, она писательница. Запомнилось. Но ты явно не крокодил. И ярлык одинокого волка – тоже не для тебя.
– Не придумывай, Рита. Я человек со сложной судьбой, вломился в твою жизнь с бухты-барахты, но по размышлении зрелом. Кстати, я вот часто думал – зачем ты всей этой хренотенью занимаешься? Чем бы прекрасная дама ни тешилась, конечно, но непонятно мне. Ты смогла хоть кому-нибудь помочь? Разговоры ни о чем ведешь с чужими людьми. Смысл?
– Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Раз люди приходят за помощью, значит, я им необходима! Ко мне приходят как раз те, кто подсознательно чувствует – «что-то со мной не так», они ищут спасения. Спасти я не могу, но выслушать и предложить пути решения – могу. Этим я и занимаюсь. Продуктивность не детектируется, ну, не выявляется, так скажем, в первые же недели. Часто спустя годы. Извини за прямоту, но я же не навязываюсь, ко мне приходят по записи, а я решаю, с кем и как говорить. С некоторыми прощаюсь тут же.
Сегодня у меня барышня на приеме была, у нее устойчивый невроз секс-преследований на работе. Причина – личная неустроенность, она постоянно провоцирует начальника и сослуживцев, сама того не осознавая. Не знаю, буду я с ней работать или нет. Проверить истоки поведенческих паттернов, вытащить причины деформаций, врожденных, приобретенных, навязанных… Стопроцентной гарантии, что помогу, нет и не может быть. А помощь ей нужна, барышня окажется в психушке лет через пять. Ее картина мира агрессивна – сплошной sexual harassment, окружающие ее мужчины сексуально озабочены, все как один.
– Но окружающие мужчины действительно сексуально озабочены. Знаешь, как я после развода жизнь организовал, причем сознательно? Решил, как отрезал, как ты говоришь, по-мужски, – не будет у меня длительных отношений отныне! Не хочу ответственности, не хочу боли, близости этой самой не хочу. И молчал, да. Только проститутки. Шлюхи, иначе говоря. Фанатки и поклонницы. Морочить голову одиноким девушкам, ждущим большой любви, – фарисейство и комплексы, этого не было. Все по-честному. Ты же знаешь, что я хозяин «Амели»? Ну, в общем… Деньги не проблема, девочки не проблема, от страждущих, как и у тебя, отбоя не было, это я не только о посетителях ночного клуба. – Алексей усмехнулся, но улыбка сопровождалась взглядом, бросающим Риту в дрожь. И чувство той самой близости – необъяснимой, беспричинной, неоправданной, chemistry. Голова кругом!
Алексей продолжал, его история только начиналась. И выговаривается он впервые за долгое время, она это поняла.
– С Эвой – суров и молчалив, заботлив, но не я заботлив, няньками и гувернантками ее окружил. Тряпки – самые дорогие, модные, книги, образование – она в тренде, я на все сто был уверен, что она счастлива! Оказалось, она была несчастна, а я проглядел. Знаешь, сколько времени я думал об этом! Засыпал и просыпался с одной и той же мыслью, от сознания вины хотелось из окна выпрыгнуть, повеситься. Пока над выбором думал – напивался. Сейчас не пью, не переживай.
– Ты тоже не переживай, алкоголик из тебя не получится. Они иначе говорят, иначе двигаются, иначе смотрят, я мгновенно определяю, с первого взгляда.
– Ну спасибо, утешила. Ты не перебивай пока, послушай как есть, а то я мысль теряю. Мне есть что тебе рассказать.
– Да я и не перебиваю, я слушаю. Нужно, чтобы ни звука, босс? – Рита попробовала пошутить, но шутки Алексей не воспринимал, явно.
После непродолжительной, но достаточно бурной паузы разговаривали они уже в постели, любовь с разговорами, сон наяву, а спать не хотелось вовсе.
– Молчание в любви. Правило железное. Но я свое отмолчал, а в последнее время понял, что неправильно это. Разговоры с самим собой, внутреннее подполье, герои внутреннего подполья, чушь. У меня не будет тайн от тебя.
– Не зарекайся. Вдруг появятся.
– Я обещания выполняю.
– Странно. Наверное, это нас и роднит.
– То, что нас роднит более всего, называется абсолютное физиологическое совпадение.
– Ты еще скажи – мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. – Рита засмеялась, смех остановить не могла, Алексей за водой на кухню сбегал. – Подожди, я выпью, ты сейчас брызгать на меня начнешь, я знаю.
– С чего это вдруг, дорогая? За кого ты меня принимаешь? Вот, я понял, подожди, выскажу. Как собака – понять могу, а высказать не умею.
– Собака? Мне в голову не приходило такое сравнение, но пожалуй, ты похож на терьера. На черного, большого и верного.
– Русский черный терьер. Исповедь черного терьера, ты меня будешь слушать, наконец? Я молчун, но в последнее время возненавидел себя за это.
– Я слушаю внимательно. Ты трижды рассказал о себе, что ты молчун. – Смеяться ей хотелось по-прежнему, но не рискнула, сдержалась.
– Сегодня я был в клубе «Амели», ну да, моя собственность. Разбираться с делами приходится, дел много, но все откладываю. Сегодня безотлагательно помчался – перестрелка была. Кого искали? Меня, Рита, меня. Подожди, не перебивай, я позже скажу, что и почему. В порядке или в беспорядке, но расскажу тебе интереснейшую историю. Клуб я закрываю. Почему? Я давно решил, позже поймешь почему. Мой отец строительным трестом управлял, крепкий и сильный мужик. И рисовал, и стихи в доме звучали, с утра по воскресеньям бархатный голос Яхонтова. А «Медного всадника» отец наизусть шпарил, я благодаря ему Пушкина полюбил. И не только Пушкина. Блок, Есенин, Евтушенко. «Со мною вот что происходит, совсем не та ко мне приходит…»
