Наконец, устав от блужданий по обоим уровням, они устроились в предбаннике медлаборатории.
Поднявшись и разминая движением мышц затекшую спину, Кондор с сочувствием поглядел на развалившегося в кресле Муратова. Тот, кажется, задремал, вымотавшись. А ведь как чувствовал — похоже, зря они притащились… Что ж им, сидеть и ждать неизвестно чего? Куда могла подеваться девчонка? Может, она спряталась за какими–то из еще не открытых дверей? Но не ломать же тут все подряд? Или Северина просто вышла? Ну да, вышла погулять… Побродить по сырым темным тоннелям, так сказать, совершить моцион, или решила, например, покормить тех странных крысок — как кормят в городах голубей или кошек (будем надеяться — не своим молодым телом).
Он с неподдельным сочувствием покосился на Игоря. Да, вот кому не позавидуешь. Шли–шли — и вот ни человека, ни даже представления, что делать дальше? Сам Кондор лично сейчас бы не прочь залезть в сауну, пожрать нормальной еды и завалиться спать — а утро вечера мудренее. Но не предложишь же такое Игорю.
Взгляд его механически обежал помещение процедурной. Томограф, покрытый слоем пыли, стеклянные шкафы с инструментами и реактивами, еще одна ультратехнологическая каталка, прикрытое простыней тело какого–то мутанта на ней…
У Кондора перехватило дыхание — и несколько мгновений он оторопело взирал на распростершийся на мягком пластике силуэт под тонкой тканью и на изящную босую ступню с накрашенными ногтями, из–под ткани выглядывающую. Потом простыня полетела ему в лицо…
Глава 19
— Темно, надо бы свет включить… — подумал Базука. И тут же поймал себя на том, что сказал это вслух.
— Тише ты! — Шторм нервно протер автомат. — Какой тебе свет? У них тут могут быть микрофоны.
До сего момента он все раздумывал — правильно ли поступил, не попытавшись взять «клиентов», когда те, ничего не подозревая, проходили мимо них двоих, засевших во тьме перехода? Ведь те могут засесть внутри на сутки или двое — да хоть на неделю, а у него с Базукой жратвы дня на три, и то если жесточайше экономить. Наконец, они просто могли уйти через какой–нибудь аварийный выход.
Но в конце концов подумал, что, видимо, да. Дело было даже не в инструкциях Сурка (а точнее, его неведомых работодателей). Главное — оставалась вероятность, что тех не удастся взять живыми. Так что и в самом деле — дадим им довести свое дело до конца. И потом доведем до конца свое.
— Тишину соблюдай! — повторил он приказ.
Мысли Шторма перескочили на Базуку. Идеально было бы отделаться от него как можно быстрее — пока тот не начнет задумываться на тему, а с чего это шеф вдруг такой добрый касательно гонорара и нет ли тут подвоха? Но увы, придется потерпеть хотя бы до «Ста рентген», потому как у двоих в Зоне больше шансов выжить, чем у одиночки, а уменьшать свои шансы, тем более теперь, когда прекрасное будущее, считай, в кармане, он не собирался. Так что и Базука, и прочие еще уцелевшие участники истории — те, что с противоположной стороны, — пока поживут: одни больше, другие меньше.
…Ничего не ответив шефу, Базука вновь замер на корточках у стены, прикрыв глаза. Тьма сомкнулась вокруг — затхлая, застоявшаяся и холодная. Та самая темнота, в которой прячутся все страхи, унаследованные хомо сапиенс от эпохи пещеры и костра.
Сознание не могло подобрать нужных слов для того, чтобы в полной мере описать те картины и ощущения, какие она порождала. Слух поневоле напрягался в ожидании крадущихся шагов или цокота смертоносных когтей по бетону. Почему–то мародер не боялся, что сюда по их следам придут бюреры. Своим шестым чувством он ощущал, что эта опасность, пожалуй, миновала. Но все равно тревожно прислушивался. Тишина, ватная и глухая, казалось, наполнялась звуками на грани слышимости. Шорохи, поскрипывания, писк, даже как будто что–то похожее на плач младенца. Что это было? Свист сквозняков в давно мертвых тоннелях? Звуки еще работающих механизмов? Галлюцинации, рождаемые напряжением нервов? Ощущение, будто из темноты на него смотрит кто–то враждебный, недобрый, раздраженный, заставляло поневоле вздрагивать.
Осторожно и бесшумно Базука поднялся и шагнул в темный переход. Зачем он это сделал, он не мог понять. И чем дальше бандит шел, тем явственнее доносился до него голос, который голосом не был. Судьба словно подталкивала его сюда — может быть, всю его грешную и нелегкую жизнь. И он как кролик перед удавом был не в силах ни спрятаться, ни убежать. Но одновременно его простую грубую душу посетило некое странное незнакомое чувство — желание заглянуть туда, куда человеку удается заглянуть лишь перед смертью и ее ценой. Смутные образы из снов и кошмаров шевелились в его сознании, сообщая, что он приближается к своему предназначению.
Он явственно ощущал присутствие чего–то бесконечно, невероятно древнего и могучего, жившего миллионы и миллионы лет, достигшего вершин мудрости задолго до того, как волосатая обезьяна взяла в лапу камень и палку. Он теперь понимал дьяволопоклонников, стремившихся в Зону, — они тоже чуяли это, но по спеси и глупости полагали, что это — ихний козлоногий свинорылый божок. И почему он так боялся этой благословенной, бесконечно мудрой Тьмы??
Сейчас матерый убийца, убивавший и за пределами Зоны, а уж за Периметром, и подавно, видевший такое, от чего у иного бы помутился рассудок и о чем не хотелось вспоминать даже ему, был готов расплакаться от умиления.
Он шел, не помня себя, все дальше в глубину коридоров, что–то бормоча. Вся его жизнь уходила куда–то, стиралась из памяти, таяла как смутное отражение в запыленном потускневшем старом зеркале. Шел и шел, углубляясь в лабиринт, постепенно растворяясь рассудком в бесконечной тьме переходов.
Грань, когда разум окончательно угас под его толстым черепом, Базука прошел незаметно — и последней его мыслью была попытка вспомнить, как его звали по–настоящему. Он еще успел удивиться, что не может…
…Первое, что Кондор сразу же увидел, стянув простыню, был черный зрачок калибра девять миллиметров, направленный прямо в его лицо. Хромированный пистолет Уверенно устроился в согнутой руке девушки в джинсах и белоснежной короткой футболке.
Даже не вспоминая фото, сталкер догадался, что видит искомую Северину Краевскую — выглядящую хоть и слегка усталой, но вполне живой и здоровой.
— Стой, где стоишь! — прозвучал звонкий высокий голос, какой особенно приятно слышать доносящимся из спальни: «Доро–огой, ты ско–оро?»
— Стою, — согласился Кондор, поднимая руки. В уме он мгновенно просчитал расстояние до брошенного автомата и сообразил, что ловить тут нечего. И еще обозвал себя идиотом и кучей других, чуток менее приличных слов — в эту лабораторию он уже мельком заглядывал и как умудрился не заметить?!
— Зачем ты притащил сюда чужака?! — тут же осведомилась Северина, глядя за спину сталкера.
И то, как это было сказано, точнее, что именно это было сказано первым, сообщило Кондору весьма немало. Конечно, он и не ожидал, что девушка тут же со слезами кинется Игорю на шею или упадет им в ноги, благодаря за чудесное спасение. Не та она особа, а тут не дешевая мелодрама, а Зона. Но все же тыкать в спасателей пистолетом (а один из них при этом все же не чужой ей человек) — это слишком!
