– У тебя будет возможность отдохнуть, но я не позволю тебе закрываться от меня, Марго. – Он поколебался, явно желая сказать что-то еще, но повернулся и без слов покинул комнату.
Марго отправилась в ванную и встала в широкую душевую кабинку с мраморными стенками и позолотой. Струи воды текли по телу, и внезапно ей представилось, что Лео рядом с ней. Раньше они пару раз принимали душ вдвоем, но как же давно это, казалось, было. Теперь она чувствовала себя совершенно другим человеком – та беззаботная и внешне холодная женщина, больше всего на свете ценившая свою карьеру, которой была тогда Маргарита, женщина, позволявшая себе время от времени интрижки, куда-то испарилась.
Но ведь она никогда и не была ею, это была лишь умело сыгранная роль, маска. Марго боялась показывать истинные чувства, не позволяла себе долгих и серьезных отношений.
Через несколько минут Лео потребует у нее ответы на свои вопросы, и, если у нее хватит смелости, она сможет навсегда сбросить маску и рассказать ему все. А он заслуживал правды.
Прислонившись головой к холодному мрамору, Марго подумала: ей нужно быть сильной для такого большого откровения.
Спустя некоторое время она, одетая в спортивные штаны и мягкую кофту с капюшоном, свернулась калачиком на диване у окна, что выходило в сад, глядя на посеребренную инеем траву.
Лео постучал в дверь, разделявшую их спальни, а затем заглянул в комнату и вошел. Волосы его были влажными, и он был одет в мягкую серую футболку и потертые джинсы, прекрасно подчеркивающие его мускулистые ноги. Не произнеся ни слова, он подошел к Марго и присел рядом.
Они молчали, лишь ветер стучал ветками деревьев снаружи.
Наконец Марго заговорила, и каждое слово давалось ей с трудом и болью.
– Я не та, кем ты привык меня видеть.
– А ты думаешь, я вижу тебя как-то особенно? – тихо спросил Лео.
– Та женщина, что ты встретил в баре, – гламурная, уверенная в себе, сексуальная. – Марго усмехнулась. – Не то чтобы я задирала нос, но мне всегда хотелось такой казаться окружающим.
Лео помолчал, а затем спросил:
– Какая же ты на самом деле?
– Уличная кошка из Марселя. – Она бросила быстрый взгляд на него, ожидая увидеть удивление, отвращение. Но лицо Лео оставалось непроницаемым.
– Как же уличная кошка из Марселя превратилась в преуспевающую даму из Парижа? – спросил он.
– Просто тяжелый труд и немного везения, полагаю, – ответила она, заправляя за ухо волосы и глядя в окно на зимний белый день. – Но я всегда ощущала себя именно уличной девчонкой.
– Но это не значит, что ты на самом деле такая, Марго, – не думаю, что мы все так уж искренни, показывая себя окружающим.
Она сделала изумленное лицо.
– Значит, ты вовсе не самоуверенный и всемогущий генеральный директор?
Он улыбнулся и пожал плечами:
– Ну, я исключение, разве не понятно?
Она рассмеялась, а затем покачала головой:
– О, Лео. – Она устало и печально вздохнула. – Если бы ты только знал о моем детстве.
– Так расскажи мне.
И хотя голос его был мягким, Марго поняла, что это приказ, которому она должна повиноваться, потому что она уже про себя решила, что нужно рассказать ему правду. Тяжелую и горькую.
– Я выросла практически на улице, – начала она медленно. – Очень близка была эта перспектива. Моя мать была наркоманкой. Метамфетамин – хотя я сначала не понимала, в чем дело. Но наркотики… завладели ее жизнью.
Вот теперь на лице Лео явно читался шок. Но когда Марго посмотрела на него, он вновь надел маску спокойствия, хотя уголки губ слегка опустились.
– Мне жаль, – сказала он проникновенно.
– И мне. – Она нервно рассмеялась, и в смешке этом слышались слезы. – О боже, мне тоже очень жаль.
– Она хоть как-то заботилась о тебе?
– Не очень, а иногда и совершенно нет. То есть сначала как-то заботилась, до того, как стала наркоманкой. По крайней мере, я так думаю. Я же как-то выжила. Отец ушел от нас, когда мне было четыре. У меня остались лишь какие-то смутные воспоминания о нем.
– Да, это тяжело.
– Очень.
Марго и впрямь смутно помнила огромного мужчину, который заключал ее в медвежьи объятия и подкидывал к потолку. Так почему же он оставил ее? Этот вопрос мучил ее годами. Как мог мужчина уйти от своей семьи? Неужели он не любил свою дочь?
– После его ухода моя мама совсем скатилась.
Марго замолчала, не желая расписывать все в красках: убогое жилье – а иногда приходилось ютиться с бездомными, недели, когда ее отбирали у матери и посылали в разные семьи. Какие-то из них были хорошими, какие-то – не очень, а некоторые – просто ужасными. Но в конце концов ее возвращали обратно, взяв с матери обещание, что она завяжет с наркотиками, – и ей иногда это удавалось на несколько дней, а иногда и недель.
В эти крохотные моменты жизнь налаживалась, хотя такое благополучие не длилось долго, и Марго всегда верила, что наконец-то все пойдет хорошо. Но всегда наступал день, когда она, возвращаясь из школы, находила мать без сознания или, наоборот, в приступе блаженства. Все обещания были нарушены, и все начиналось сначала.
До рождения Аннелизы. Но Марго не хотелось о ней рассказывать.
– Марго? – мягко спросил Лео. – Продолжай. Если она не заботилась о тебе, как ты выжила?
Марго пожала плечами:
– Иногда тяжело приходилось. Я постоянно моталась по приемным семьям. Когда немного подросла, научилась заботиться о себе сама.
– Сколько тебе было лет? – тихо спросил Лео.
– Семь, восемь… Я умела пользоваться газовой горелкой и готовить хоть какую-то еду. Ходила в школу. Как-то справлялась.
– О, Марго. – Лео покачал головой и потянулся к ее руке. – Почему ты раньше ничего мне не рассказывала?
– Я никому это не рассказываю, – сказала она глухо. – Это слишком ужасно. И в любом случае у нас были не такие отношения, чтобы такое рассказывать.
Пальцы его напряглись.
– А сейчас?
Сердце ее сжалось, и она ответила:
– Не знаю.
Именно эти слова Лео сказал ей вчера утром. Они оба были не уверены в своих чувствах, но все же она решилась сознаться. По крайней мере пыталась.
– Расскажи что-нибудь еще, – попросил Лео.
Она закрыла глаза:
– Можно описать все в деталях, но я полагаю, ты и сам представляешь. В этом… мало привлекательного, Лео.
– Понимаю. – Он помолчал, не отнимая своей руки. – Но ведь есть что-то еще, не так ли? Что-то, чего ты недоговариваешь.
– Да. – Она глубоко вздохнула. – Когда мне было одиннадцать, моя мама родила ребенка. Это была моя сводная сестра. Кто был ее отец, никто не знает. – Снова глубокий вздох. – Ее звали Аннелиза.
