Они принялись искать пульс ребенка и нашли, но разговора было невозможно разобрать.
– Ребенок в опасности.
Какой ужасный момент. И у них лишь одно слово, чтобы его описать.
– Марго, Марго! – Лео держал ее руку, приблизив свое лицо к ее. – Все будет хорошо. Агапи му, я обещаю.
Эти слова означали «моя любовь». Однако Марго они сейчас не тронули.
– Ты не можешь этого пообещать, – сказала она и отвернулась.
Следующие несколько минут пролетели как один миг. Машина, завывая сиреной, припарковалась на другой стороне Ситэ – у одной из старейших больниц Парижа. Мимо этого красивого здания Марго не раз проходила, но внутри не была.
Сейчас же ее вкатили в операционную на каталке, и вокруг столпились врачи. Лео стоял за дверью, требуя, чтобы ему позволили войти. Врач спорил с ним.
Марго почувствовала, что теряет сознание, и одну руку приложила к животу, боясь, что сейчас отключится и потеряет эту драгоценную связь с малышом, которого она может и не увидеть.
– Мадам Маракайос. – Врач тронул ее за плечо. – У вас разрыв плаценты. Вы знаете, что это?
– Мой малыш умирает? – спросила Марго, с удивлением слыша свой голос, точно в замедленной съемке.
– Нужно делать кесарево сечение. Вы даете согласие?
– Но у меня всего двадцать семь недель.
– Это единственный шанс для ребенка, мадам, – сказал врач, и Марго кивнула.
Что еще оставалось?
Врачи принялись готовить ее к операции, а она лежала и плакала. Оказывается, невозможно было заморозить чувства.
И все же она не была удивлена. Так происходило всегда. Любишь кого-то – теряешь кого-то. Ее ребенок и Лео тоже ее покидают.
Последней мыслью Марго, когда ей надевали маску со снотворным, было: «Может, было бы лучше вообще не любить и не верить».
Глава 17
Лео неустанно мерил шагами зал ожидания, сжав руки в кулаки. В операционную его не пустили, и он чувствовал ярость, беспомощность и ужасный страх. Он не может потерять сына. Не может потерять Марго.
Жаль, что у него не хватило мужества признаться ей в своих чувствах. Он не смог произнести три коротких слова. Дурак.
Если она выберется, он во всем ей признается.
– Месье Маракайос? – позвал врач, по-прежнему одетый в хирургическую пижаму.
Лео сжал зубы и подскочил:
– Да, это я. У вас есть новости? Как моя жена?
– Ваши жена и сын в порядке, – тихо сказал доктор. – Но они очень слабы.
– Слабы?
– Ваша жена потеряла много крови. Она сейчас стабильна, но ей предстоит долгое выздоровление.
– А малыш? Мой сын?
Горло Лео точно сковало тисками, и он не мог больше говорить.
– Он в Неонатальном центре интенсивной терапии, – ответил врач. – Очень мал, и легкие не развились. Ему тоже предстоит остаться здесь на несколько недель.
Лео кивнул, не в силах говорить. Справившись с эмоциями, он наконец вымолвил:
– Прошу, я бы хотел увидеть жену.
Марго отвезли в частную палату, и она лежала в кровати с закрытыми глазами.
– Марго, – тихонько позвал он и прикоснулся к ее руке.
Она открыла глаза и посмотрела на него. Смотрела долго, но затем отвернулась.
Лео почувствовал слезы в глазах.
– Ты в порядке, и малышу ничего не угрожает. Марго, все будет хорошо.
Она отдернула руку:
– Прекрати разбрасываться обещаниями, которых не в силах сдержать, Лео.
Он беспомощно посмотрел на нее, не зная, что сказать или сделать.
– Знаю, это пугает…
– Ты ничего не знаешь! – оборвала она его, срываясь на плач. – Ты не представляешь, каково это – терять все снова.
– Но ты же не…
– Уходи, Лео. – Она закрыла глаза, и слезы потекли по ее щекам. – Прошу – уходи.
Он не мог оставить ее одну в такой момент. Он же собирался признаться в своих чувствах, а она даже не хочет смотреть на него.
– Марго, – начал он и вдруг понял по ее ровному дыханию, что она спит.
Прикоснувшись к ее щеке, Лео тихо вышел.
– Сложно сказать, что будет дальше, – сказал врач на вопрос Лео о состоянии ребенка. – Конечно, сейчас медицина делает семимильные шаги в выхаживании недоношенных детей. Но на этой стадии я не стану давать никаких обещаний, потому что иммунитет таких детей не полностью сформирован, как и легкие. Они с легкостью могут подхватить инфекцию.
Лео кивнул, чувствуя ком в горле.
Он только что пообещал Марго, что все будет хорошо. Но она была права: он не мог ничего обещать. И не знал, выдержит ли их хрупкий брак это горе.
Стоя в неонатальном центре, Лео смотрел, как его крохотный сын машет красными кулачками. Он был весь опутан трубками, чтобы дышать, есть, жить. Лео ощутил отчаянную нежность – и страх.
Наконец он отправился к Марго. Она, проснувшись, сидела на кровати, и, хотя видеть это было приятно, выражение ее лица огорчило Лео.
– Врач сказал, следующие несколько недель определят все, – сказал Лео.
Марго кивнула. Казалось, ей все равно.
– Он останется в больнице на какое-то время – на месяц точно.
Кивок.
– Его нельзя забирать оттуда, – продолжал Лео. – Так что пока мы не сможем его подержать, но, может, я отвезу тебя хотя бы взглянуть на него?
Марго, посмотрев на мужа, тихо ответила:
– Не думаю.
Лео в смятении посмотрел на нее:
– Марго…
– Я уже говорила, я бы хотела побыть одна.
Она отвернулась, а он беспомощно смотрел на нее.
– Марго, прошу. Скажи мне, в чем дело.
– Ничего. Я просто поняла. – Она сделала быстрый вдох. – Я не смогу. Я думала, что справлюсь, но я не могу.
– Чего не можешь?
– Все это. – Она обвела слабой рукой палату. – Замужество, материнство – все. Не могу полюбить кого-то, а потом опять потерять.
– Марго, я не покину тебя.
– Может, ты и не уйдешь, – признала она. – Ты слишком порядочен. Но ведь ты говорил, что не любишь меня.
– Это было давно.
– Но ведь ничего не изменилось, правда? – Она с вызовом посмотрела на него. – Ничего, – повторила она.
Лео молчал, и Марго хватило секунды, чтобы принять молчание за знак согласия.
Она кивнула:
– Я так и думала. Мы просто провели два месяца вдвоем, Лео. Они были прекрасны, но это все.
