– Я могу его оставить? – спросила Кит.
– Конечно! – довольно улыбнулась Линда. – Очень рада, что тебе понравилось. Я и тебя нарисую, Сэнди, и тебя, Рут, если хочешь. У меня получится лучше, чем на той вечеринке, обещаю! Или ты до сих пор думаешь, что я рисовала через копирку?
– Нет, – извиняющимся тоном ответила Рут. – Ты бы не стала мне врать, я знаю. Да и откуда ты могла его скопировать? Прости, что усомнилась в твоих способностях. Просто мы так давно дружим, а я даже не подозревала, что у тебя прирожденный талант к рисованию. Получается, я тебя совсем не знаю.
– Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, – успокоила ее Линда. – Если бы не ты, я бы не пережила последний год в школе. Я же говорю, что сама от себя не ожидала!
– Ужин через пять минут, – напомнила Кит, бросив взгляд на часы. – Я сбегаю наверх и отнесу портрет в спальню, пока с ним ничего не случилось. А то если все будут трогать его руками, от рисунка ничего не останется.
Проникающий сквозь витраж мягкий свет закатного солнца заливал второй этаж теплым сиянием, отчего коридор напоминал проход между скамьями в соборе. «В такие моменты, – думала Кит, – я почти верю, что все мои страхи – лишь плод разыгравшегося воображения».
Зайдя в комнату, девушка направилась к письменному столу. Положив портрет под лампу, она включила свет и долго вглядывалась в чистые линии рисунка. Пусть это был лишь набросок, но Линде удалось уловить что-то, отчего карандашный портрет обретал потрясающую живость. И дело было не в упрямом подбородке, линии носа и мягкой округлости щек. Как правильно заметила Рут, Линде удалось хорошо передать взгляд: прямой, открытый, но с затаенной уязвимостью. Взгляд девушки, которая совсем не так уверена в себе, как ей хочется показать.
– Кто же я? – словно спрашивали эти глаза. – Где мое место в мире? Я красивая? Что думают обо мне люди? Что думает обо мне Жюль? Куда я иду? Достигну ли я чего-нибудь в жизни? Буду ли счастлива? Достойна ли я того, чтобы меня любили?
Да, в этих глазах мелькало множество вопросов, и у новоиспеченной художницы получилось передать их при помощи нескольких линий и слабой штриховки. Линда почувствовала разницу между настоящей Кит, о которой знала лишь она сама и, быть может, Трейси, и сильной, уверенной в себе Кэтрин Горди, которую видели окружающие.
– Но откуда?.. – удивленно прошептала девушка. – Мы с Линдой знакомы меньше месяца. Мы даже не разговаривали толком, всего пару раз на занятиях…
Но рисунок, лежавший на столе перед ней, кричал о другом.
– Кит? – Голос Сэнди доносился от лестницы в конце коридора. – Мадам зовет ужинать. Пойдем, а то опоздаешь.
– Иду, – откликнулась Кит.
Погасив свет, она направилась к двери и почти вышла в коридор, но вдруг остановилась. Поколебавшись пару секунд, Кит вернулась в комнату и взяла ключ, который с самого первого дня лежал, забытый, на письменном столе.
Кит вставила ключ в замочную скважину и заперла дверь. Она не могла сказать наверняка, почему это делает, но впервые с момента приезда в школу у нее появилось чувство, что в комнате осталось что-то ценное.
Час ужина был, пожалуй, одним из самых приятных в Блэквуде. Хотя завтрак и обед тоже подавали в столовой, только для ужина доставали свечи, фарфор, льняные салфетки и накрывали стол белой скатертью. Кит каждый раз любовалась белизной и кажущейся хрупкостью посуды, окаймленной тонкой золотой полоской. Мадам Дюре, заметив искреннее восхищение девушки, рассказала, что фарфор достался ей вместе с поместьем.
– Посуда, кухонная утварь, мебель, пианино, шторы, ковры – всему этому уже много лет. Из привезенного здесь только обстановка моих комнат (ее доставили из английской школы, где я работала раньше) и мебель в апартаментах профессора Фарли. Ах, ну и, конечно, в ваших спальнях, девочки.
– Поразительно, – пробормотала Кит, не отрывая глаз от изящного фарфора. – Почему прежние хозяева оставили это здесь? Мне кажется, такие вещи не бросают…
– Я и сама удивилась, – согласно кивнула мадам Дюре. – Но люди иногда ведут себя странно. После смерти мистера Брюэра новые владельцы хотели только одного: поскорее продать Блэквуд. Конечно, ужасно, что они так отнеслись к своему наследству, зато нам повезло, – улыбнулась она.
Фарфор задавал тон ужину, настраивая всех на светский лад. Блюда неторопливо сменяли друг друга, а мадам Дюре на время переставала быть строгой директрисой, становясь очаровательной хозяйкой, которая развлекала гостей историями о своей жизни за границей. Иногда к ней присоединялись Жюль и профессор Фарли, работавший вместе с мадам в Англии. Беседа за столом текла легко и непринужденно, девушки охотно принимали участие в разговоре, и к концу ужина все обычно пребывали в приподнятом расположении духа, а потом отправлялись в гостиную или расходились по комнатам, чтобы заняться уроками.
Но в тот вечер все было иначе. Атмосфера за столом царила напряженная, воздух едва ли не искрил, словно в преддверии грозы. Разговоры не смолкали, но Кит не могла избавиться от ощущения, что участники беседы лишь играют заранее распределенные роли, в то время как их мысли заняты чем-то другим. Она заметила, что мадам Дюре и профессор Фарли обменялись выразительными взглядами, хотя у них не было на то никакой причины. Когда директриса снова повернулась к столу, глаза у нее блестели от плохо скрываемого возбуждения. Но, возможно, это отразившиеся в черных зрачках огоньки свечей сыграли с Кит злую шутку, и она увидела то, чего на самом деле нет.
После ужина Сэнди догнала ее на лестнице и взяла за руку.
– Давай немножко погуляем, – предложила она.
– Сейчас? Уже поздно, – заколебалась Кит.
– Просто походим по саду, – настаивала Сэнди. – Я хочу с тобой поговорить.
– Хорошо, – сдалась Кит. – Но лучше пойдем через кухню. Вряд ли мадам обрадуется, если узнает, что мы бродим по окрестностям в темноте.
Натали убирала серебряные приборы, когда незваные гости возникли посреди ее вотчины.
– И куда это вы собрались? – недовольно спросила она.
– Погулять, – ответила Кит. – Подышать свежим воздухом.
Напускная сердитость Натали не трогала ее – Кит знала, что на самом деле нравится девушке, просто та не привыкла открыто выражать добрые чувства.
– Я вас понимаю, – вздохнула Натали. – Здесь дышать нечем. Остальная прислуга подумывает уйти.
– Ты шутишь! – воскликнула Кит. – Но почему?
– Просто им здесь не нравится. Особенно на втором этаже. Говорят, им страшно убирать в коридоре. У одной от него начинает голова болеть.
– Ты тоже увольняешься? – тихо спросила Кит.
– Нет, мне нужна эта работа. Отец болеет, кто-то должен о нем заботиться. К тому же я все равно не в ладах с этими пустомелями. Я так думаю: что было, то было, и нечего прошлое ворошить.
– Ты о чем? – Кит охватило любопытство.
