Внезапно послышалось глухое жужжание электронного замка, щелкнул засов, и металлические ворота раскрылись, как крылья гигантской бабочки.
Она пошла по гравийной дорожке к вилле. Никогда не видела ничего подобного. Самое меньшее, тридцать комнат. Вид на море с двух расположенных каскадом веранд. Двадцатипятиметровый бассейн позади дома. Два теннисных корта. Собственный пляж с мостками и беседкой. Зимний лодочный ангар величиной с нормальную виллу.
Ворота за спиной медленно закрылись. Она поднялась по широким ступенькам к приоткрытой входной двери.
Зашла в дом, крикнула – никто не ответил. В фойе задернуты шторы – даже язык не поворачивался назвать это величественное помещение вестибюлем, холлом и тем более прихожей. Самое настоящее театральное фойе. Эва открыла двойные двери и оказалась в гигантской столовой, где посередине царил стол с высокими резными стульями, как минимум для тридцати гостей. Картина Карла Ларссона
[12]
чуть не во всю стену.
– Есть здесь кто? – крикнула она опять, и опять никто не откликнулся.
Она прошла через несколько комнат, оказалась в небольшом салоне и остановилась. Попыталась осмыслить рассказ Сандры Дальстрём про Юлина. В середине семидесятых его наняли для поисков Кристофера. Тогда он был молодым офицером военной разведки. Она вспомнила – Понтус Клингберг говорил, что они просили о помощи военных. Значит, Юлин был одним из них, даже, может быть, именно он сообщил семье жуткую новость из Голландии. Она пошла дальше, проходила комнату за комнатой, и в конце концов снова оказалась в вестибюле… в фойе. И что это значит? А это значит, она обошла весь нижний этаж, не встретив ни одного человека. Откуда-то шел странный запах – сладковатый и в то же время отвратительный, но откуда – понять она не могла. Что за чушь… Понтус должен быть где-то здесь, кто-то же открыл ей ворота.
Поднялась по лестнице на второй этаж. Почему-то вспотела, хотя в доме работали кондиционеры и было вовсе не жарко. Запах усилился. Стены увешаны картинами, здесь, очевидно, помещался отдел современного искусства. Одну из картин она узнала по гротескным деформированным лицам и человеческим фигурам, этот англичанин, как его… Фрэнсис Бэкон, кажется.
– Понтус!
Молчание. Может, он в каком-то из других строений на участке.
Она должна его предупредить. И внести ясность. К тому же никто, кроме Понтуса, не сможет дать ей ответ. Как выяснилось, Понтус уже много лет дружен с Юлином. Юлин общался с их семьей. И если верить Сандре Дальстрём, Юлин давным-давно заинтересовался Джоелем, еще до того, как Джоеля отправили в Сигтуну. Поначалу мальчик ходил в частную школу в Дандерюде, проявил нестандартные способности. Юлин был в восторге от его одаренности – и внимательно присматривался к необъяснимым вспышкам необузданной ярости.
Может быть, именно Юлин позаботился, чтобы Джоель поступил в школу военных переводчиков вместе с Данни Катцем?
Какая-то особая программа для сверходаренных психопатов?
Дурацкие фантазии… но Понтус Клингберг наверняка знает, в чем дело.
Она замерла – ей послышались шаги. Где-то совсем близко… нет, скорее всего, показалось.
Что еще рассказала Сандра? Интерес Юлина к вуду… к проклятию, якобы наложенному на семью Клингберг. Юлин несколько раз ездил с Клингбергами в Доминиканскую Республику, посещал сахарные плантации Густава.
Она открыла дверь и вздрогнула – комната битком набита карибскими курьезами, будто кто-то решил проиллюстрировать ее размышления. Деревянные маски и статуэтки. На стене – два скрещенных мачете. Картина – чернокожие работники на сахарной плантации. Явно расистская, хотя и трудно определить, почему. Попахивает работорговлей. Судя по всему, в этой комнате когда-то был рабочий кабинет Густава.
Дальше следовала анфилада комнат с видом на воду. Удары сердца отдавались болью в горле. Отвратительный запах с каждым шагом становился все сильнее. Открыла дверь и против воли, уже догадываясь, что увидит, заглянула в спальню.
Явная инсценировка. Труп Понтуса Клингберга в сидячем положении у стены. На коленях у него – еще один распухший труп с дыркой во лбу от пистолетного выстрела. Пальцы обоих мертвецов – Понтуса и Юлина – сплетены, словно в молитве. Глаза Клингберга выпучены, словно у больного базедовой болезнью, высунутый язык – он удавлен. И следы от укусов на шее, сине-багровое смертельное ожерелье.
В квартире Эвы был черный ход во двор, когда-то предназначенный для прислуги. Теперь никакой прислуги не было, но черный ход оказался очень уместным – они только им и пользовались. Катц отпер замок.
– Эва! – крикнул он, но никто не откликнулся.
Все точно так, как он и оставил утром. Эва не возвращалась. Не прибрано, случайная мебель… она совершенно о таких вещах не заботилась, словно чувствовала себя в гостях у своей собственной жизни.
Данни открыл холодильник, достал две банки некрепкого, так называемого «народного» пива, протянул одну Йорме, а сам устроился на диване в гостиной. На столе стояла пустая бутылка «Джек Дэниэлс». Пожалуй, пьет она многовато. Впрочем, это единственное, что он мог сказать, – он почти ничего не знал про ее жизнь. Была замужем, разведена, двое детей, спор за право на воспитание с бывшим мужем – вот и все. Последние несколько лет живет одна. Она вкратце рассказала ему все это, начинала иногда заикаться – как и в юности. Случайные связи, мужчины приходят и уходят, но никакого желания заводить постоянные отношения у нее нет.
А если бы не та история на Груббхольмене – интересно, как повернулась бы их жизнь? Возможно, к лучшему, но скорее к худшему. Во всяком случае, для нее – судьба решительно перевела стрелки ее жизни. Она завязала с наркотиками, взялась за ум. А если бы так и продолжалось, откос постепенно становился бы все круче, они бы все быстрее и быстрее скользили вниз и в конце концов достигли бы самого дна.
– И где она? – спросил Йорма.
– Ума не приложу. Может, пошла в садик к сыну. Она что-то говорила на этот счет.
Йорма допил бутылку и огляделся. Похоже, искал пианино, хотел поиграть, не нашел и огорчился.
Вдруг Данни понял, что ему ее не хватает, что он дорого бы дал, чтобы увидеть, как она открывает дверь со своей печальной улыбкой. Сила этого чувства его удивила.
– Мне надо ехать домой, – сказал Йорма. – Врачи советовали сбавить обороты.
– А полиция? У них больше нет вопросов?
– У меня повестка в уголовку на той неделе. Какой-то суперэксперт по организованной преступности хочет со мной поговорить. Надо еще сочинить какую-то байку.
Катц кивнул и отпил пива.
– Надо найти того, кто все это заварил.
– Знаю. Только у меня маленькая просьба: если можно, не сегодня.
На загроможденном столе мигала красная лампочка автоответчика. Наверное, звонил кто-то из детей. Ему вообще не надо было бы вторгаться в ее жизнь. Вовсе ни к чему втягивать ее в эту тягостную историю. Она же, можно сказать, официальное лицо, и кончиться для нее все может очень плохо, вплоть до потери диплома.
