Виктор увидел, как на горизонте в большом облаке зародилась молния. Она ударила почему-то вверх, в небо, а не в землю, и пропала возле маленького мигающего красного огонька, который медленно двигался на восток. Огонек погас. Виктор посмотрел вдаль и вскоре услышал далекий слабый взрыв. Равнодушно шумело море. Виктор встал и пошел назад в бар, туда, где слышны были голоса существ, подобных ему. Наступила полночь. Начался второй день.
2009 г.
Сигнал
«…хов. Это была программа «Пусть говорят» на Первом канале. Мы вернемся после рекламы – не переключайте», – скороговоркой прошипел телевизор, и на экране появились цветные картинки, сменяющие друг друга с утомительной для неподготовленного мозга быстротой. Если предположить, что у голоса ведущего и у этих ярких рекламных картинок есть сознание, и попытаться представить, как это сознание видит окружающий мир, то, наверное, стоило бы прибегнуть к сравнению с летающей в торговом комплексе «Охотный ряд» ласточкой. Этот образ так же дик, как и попытка приписать цветным картинкам какое-то сознание; но, если визуальный рекламный мир, не имеющий к жизни Нины Васильевны решительно никакого отношения, все же сумел прочно поселиться у нее в голове, то почему какая-то сумасшедшая ласточка не может вдруг выбрать в качестве среды обитания блестящий, слепящий, стеклянный, золотой, шипящий эскалаторами и пахнущий горячим шоколадом дом? Вот она мечется с этажа на этаж, шарахаясь от ювелирных бутиков и примериваясь к круглым шапкам в магазинах одежды, пугая соломенных девиц и радуя детей. Мужчина дунул в черную трубку с хвостиком. «Убили! Убили!» – решит ласточка, но, приглядевшись, все-таки узнает рацию. Испуг и восторг смешиваются в сложных пропорциях, сопровождая открытие новых пространств. Испург. Но в золотой, соломенной, кофейной пурге нет смысла прижиматься к асфальту – добычи нет нигде, вовсе.
Поэтому и задаемся вопросом: что чувствуют рекламные образы, вторгаясь в сознание Нины Васильевны? Если и допустить, что они себя «чувствуют», то в последнее время все более и более неуверенно. С начала января сигнал с каждым днем слабел. Нина Васильевна сидела перед телевизором и не моргала. В наступающей тьме ее глаза переливались, светясь отраженным экранным светом. Казалось, что женщина перед телевизором была мертва, но экран вернул ее к жизни: когда шипение и рябь скрыли большую часть изображения и звука, Нина Васильевна внезапно моргнула, встала и начала поворачивать антенну, пеленгуя морозный безжизненный космос вокруг в поисках живых картинок. Изображение чуть улучшилось; женщина обвинила в неполадках собирающуюся за окном метель и вернулась на диван. Вернулся и мужчина из передачи. Нина Васильевна погрузилась в созерцание диалогов (звук пропал совсем).
Тектонические сдвиги истории часто сводят с ума тех, кто слишком крепко стоит на земле. Не желая верить в то, что пол родного дома уходит из-под ног, не понимая, что стены, обрушившись, завалят так, что ни одна собака не найдет, упрямцы стоят у окна и с отвращением слушают музыку революции, доносящуюся с рупора на ближайшем столбе. Музыка со столба, музыка на песке – по отдельности это еще можно вынести, но как быть, если столб стоит на песке? Есть загадка еще чудовищнее: что делать, если ты сам сидишь на столбе, врытом в песок, и из рупора над твоей головой разносятся по стране затухающие сигналы старой жизни?
Обитателей Останкинской башни, не хотевших в ту зиму покидать тонущую мачту, эвакуировали силой. Естественно было бы подумать, что эти люди слишком любили место своей работы; но ведь бывает, что яростная любовь скрывает холодную ненависть, и Останкинская башня в таком случае оказывается единственным местом, откуда ее не видно. Но таких, впрочем, было немного, и большая часть работников телевизионного центра, забыв обычные коробки с офисным скарбом, бодро бежала вниз по нескончаемым лестницам – лифты уже не работали. Тектонический бунт в московской породе показывал величайший в истории фокус: в октябре 2009 года полукилометровая башня начала рывками оседать, не разрушаясь и не падая, а именно скрываясь под землей будто в специально вырытой шахте. Сейчас, когда едва начавшееся той зимой расследование остановлено и его результаты засекречены ФСБ на семьдесят лет, смешны фантазии некоторых конспирологов, лепечущих что-то о провале метро. Ясно, что копать нужно гораздо глубже. Естественно, нашлось много религиозных фанатиков, в основном одиноких женщин средних лет, утверждавших, что это мессия (мы пишем главные слова со строчной буквы для того, чтобы подчеркнуть нелепость и ненужность этих фантазий, а не из-за склонности к кощунству – в нашем случае кощунство имеет скорее грамматическую, чем религиозную природу) фокусом с исчезновением башни готовил почву (довольно безвкусный каламбур) для своего пришествия. Хочется спросить у этих остроумцев: уж не собирался ли он встать на место пропавшей башни и начать вещать? И, опять же, кто будет переводить?..
Один известный российский писатель, автор изящных, поэтичных и необыкновенно грустных конспирологических построений, посвятил исчезновению башни целый рассказ. В нем якобы проводилось собственное расследование, проливающее свет на истинный смысл произошедшего: сбежавший за границу офицер ФСБ поведал миру о том, что Останкинская башня на самом деле была замаскированной гигантской ракетой, и во время строительства под ней была вырыта огромная пусковая шахта – зеркальное отражение башни из пустоты (отражение из пустоты, а не башня – поясняет автор рассказа). Как всегда у этого талантливейшего человека, все сходилось: башня, строительство которой началось вскоре после первого полета советского человека в космос, только притворялась телецентром, а на самом деле была космическим кораблем, ждавшим своего часа. И вот она изготовилась к старту и скоро выстрелит в необозримое пространство, в котором затеряна наша планета, и начнется великая космическая Одиссея, целью которой будет контакт с далекими неземными братьями. (Нет, что-то все-таки не сходилось в том рассказе: одиссея? истинность факта полета в космос? И что, в конце концов, понесет эта дура иному разуму – «Камеди клаб»?) Рассказ был опубликован в журнале «НЛО» (литературная общественность тогда удивилась такому демократизму маститого автора). Злые языки язвили: жаль, нет литературного журнала Министерства обороны «ПВО». Шуточки из рассказа вроде «Чайная церемония». Тут Полоний, римский политический деятель и поэт (206–162 гг. до н. э.), оставим на совести автора.
В общем, башня погружалась в землю. После первых толчков даже пьяные оперативно покинули ресторан «Седьмое небо». Несколько упрямцев, о которых мы говорили выше, были эвакуированы милицией. Территория вокруг Останкинской башни была оцеплена внутренними войсками; президент лично приезжал на место ЧП и просил военных разобраться. Телевизионное вещание, понятно, сразу же прекратилось. Но не все.
Хитро прячась и нагло подкупая солдат из охраны, одна съемочная команда держалась еще недели три. Солдаты-срочники, привезенные из скучного Подмосковья, до болей в затылке напрягали глаза, рассматривая ходивших за оцеплением женщин, ухоженных, надушенных, со вкусом одетых, и, глядя на этих москвичек, страшно им было вспоминать тетю Нину, жалостливую повариху из третьей части. И представьте, что к такому солдату подходит ослепительная блондинка с густым, ленивым, будто бы постельным, утренним голосом, а у нее кроме голоса еще и глаза, и губы, и шея, и бедра, и черный лак туфель с открытым мыском, и женскую ступню с красным педикюром мучительно хочется положить себе в рот, – подходит и делает ему деловое предложение. Конечно, это невыполнение приказа, уход с поста, гауптвахта, военная прокуратура, трибунал, но… мы ведь в России живем, всегда можно договориться, карамельно тянет блондинка, и всем, кто мог бы тебя запалить, я предложила то же самое… Брешь в оцеплении пробита, крепость взята, в башню проникают продукты, оборудование, нужные люди. Солдат ждет разочарование, но они сами виноваты: из уклончивых постанываний блондинки совсем не следовало, что это будет именно она, и солдату дают другую блондинку, попроще, посуше, потверже, но он все равно не в обиде. Содрогание камер, вызванное оседанием башни, создавало величественный и даже пугающий эффект: казалось, будто земля сотрясается от могучих безжалостных фрикций этих обычных с виду ребят. Пользуясь нелегальным положением, съемочная команда не стесняла себя ничем и показывала все. В условиях быстро ухудшающегося качества вещания никто не смог бы разобрать, что это сержант Песков, а вовсе не Миша, который недавно расстался с Олей и теперь встречается с Ирой. Но Нину Васильевну основательные, про запас, совокупления не интересовали. У нее были свои, куда более тонкие отношения с Вертикалью: она чувствовала антенну, как никакая гетера никогда не чувствовала даже самый капризный фаллос. Во всей округе в телевизорах давно уже шипело одно лишь серое подрагивающее облако, и соседи ходили к Нине Васильевне причаститься когда-то красными диванами, не так давно оранжевым галстуком и родной, похорошевшей в черно-белой гамме львиной шевелюрой. Иногда удавалось выхватить кусочек перебранки и магнитофонные аплодисменты толпы – тогда накрывали стол и праздновали.
