— Конечно. Ты ей неинтересен.
— А ты?
— А я ее кормлю, — усмехнулась я и, заметив, что мои руки потускнели, еще раз призвала Свет. — Видишь? Ей нравится.
Конопля, будто в подтверждение этих слов, довольно заурчала, протянула еще несколько щупалец, обвив меня ими, как медуза рыбешку, и начала с невероятной скоростью поглощать Свет. Но гораздо больше щупалец протянулось к Мартину, бережно обхватив его за ноги и грудь. Ангелу, судя по мрачному выражению лица, это не нравилось, но брыкаться и орать он не осмеливался.
— Марти, что у тебя в кармане? — заинтересовалась я, обратив внимание, что конопля настойчиво пытается забраться ему под куртку.
Ангел поморщился.
— Книга.
— Что за книга?
— Та, что ты у Йержа купила. Я всегда ношу ее с собой, чтобы не украли. А твое дерево, кажется, собирается ее сожрать.
— Ну-ка покажи, — скомандовала я, подходя к Мартину.
Тот снова поморщился, но послушно выудил наружу завернутую в тряпицу книгу, и при виде нее конопля неожиданно заволновалась. Ее ветки дружно потянулись в сторону изрядно струхнувшего ангела, обвившие меня щупальца мигом разжались и тоже метнулись к попятившемуся мальчишке. Густая листва зашумела, а затем узкая щель на вершине основного ствола приоткрылась и оттуда отчетливо донеслось:
— Дай!
— Все назад! — отпрыгнул в сторону Йержик, успев схватить за руку замешкавшуюся Ульку. — Мартин, пригнись! Она опасна!
Акинарцы молниеносно оказались рядом со мной, прикрыв собой от возможной угрозы. Вздыбивший шерсть Васька так же проворно заслонил растерявшуюся баньши. Взвившийся в воздух фей на всякий случай принял темную ипостась и разродился целой серией фиолетовых вспышек. Зырян, отступив под прикрытие оборотней, подхватил с земли брошенную мной палку и воинственно замахнулся. Но конопля не причинила никому вреда. Только вытянула свои руки-ветки, накренилась и, затрепетав всем своим деревянным телом, умоляюще повторила:
— Да-а-ай…
Мартин, окруженный щупальцами со всех сторон, кинул на меня беспомощный взгляд.
— Она тебе еще нужна? — спокойно осведомилась я, кивая на книгу.
— Н-нет. Я уже все прочитал.
— Тогда отдай. Посмотрим, что из этого получится.
Ангел вздохнул, но все же развернул тряпицу и протянул моментально окутавшуюся ярким сиянием книгу в сторону беспокойно зашевелившихся веток. Конопля на мгновение замерла, словно не поверила, а потом бережно забрала подарок, ловким движением забросила его в широко раззявившийся «рот», после чего ненадолго озарилась знакомым серебристым сиянием и наконец блаженно обмякла.
— Да она кайфует! — первым догадался, что к чему, Шмуль. — Она жрет чистый Свет и получает от этого удовольствие!
— Это не объясняет, почему она охотилась на темных, а не на вас, — задумчиво изрек целитель, не рискуя подходить близко. А Мартин, которого больше ничто не удерживало на месте, поспешил выскочить на дорожку и уже оттуда возразил:
— Как раз объясняет. Конопля что от них требовала? Покаяться. А искреннее раскаяние, чтоб вы знали, сродни ма-а-ленькому кусочку благодати, произвести которую способен даже закоренелый грешник.
— Хочешь сказать, конопля вынуждала их каяться, чтобы получить благодать? — поразился фей.
— А чем еще ей было питаться? Она ведь блаженная. Следовательно, светлая… ну, насколько это возможно. А мы в эту часть парка почти не ходим.
Я озадаченно поскребла затылок.
— Как-то сомнительно, что наши студенты вот так прямо взяли и начали каяться.
— У них был хороший стимул, — уверенно отозвался ангел. — Полагаю, их удерживали и стимулировали Светом для получения нужного, так сказать, эффекта. И пока темные не соизволяли покаяться, их не отпускали. Думаешь, кто-то из них рискнул бы признаться в таком позоре?
Я хмыкнула. Вполне может быть, что Марти прав; не думаю, что схваченные коноплей-невидимкой темные долго сопротивлялись. Ночь же на дворе. Темно. Страшно. А когда из пустоты кто-то непонятный хватает тебя за шкирку, после чего трясет, как медведь грушу, да еще и чувствительно подпаливает мягкое место, если ты начинаешь сопротивляться, становится не до шуток. В такой ситуации что угодно сделаешь, лишь бы от тебя отвязались. Даже покаешься при свидетелях, чтобы не оказаться заживо поджаренным.
— Вот почему никто к Жабе жаловаться не пошел, — присвистнул Йерж. — Для темных покаяние — худший позор.
— И я о том же, — удовлетворенно кивнул ангел, отряхивая испачканные землей брюки. — Кстати, Хель, про покаяние я тоже в книге прочитал. Так что зря ты ее отдала, она была очень полезная.
Я только отмахнулась.
— Все, что прочитал, ты нам завтра за обедом расскажешь. А книга… Создатель с ней! По крайней мере, отсюда ее точно никто не украдет.
— А вдруг конопля ее переварит? — испуганно спросила выглянувшая из-за Васькиного плеча баньши.
— У нее нет желудка, Уль, — совершенно серьезно ответила я. — Думаю, лучшего хранилища для светлого артефакта нам не найти. Кстати, кто-нибудь видит Рисьяра? Что-то он слишком долго не возвращается. Как бы не помер в самом-то деле. Ему сегодня сильно досталось.
Оборотни, принюхавшись, уверенно повернули морды в ту сторону, куда улетел невезучий вампир, и дружно осклабились.
Все ясно: жертв нет.
— Пойду посмотрю, как он там, — понятливо вздохнула я. А когда Васька дернулся было идти следом, отмахнулась: — Не надо. Я его туда отправила, мне и вызволять. Словом, каяться буду долго и упорно, пока не простит. А вы смотрите мне, не подслушивайте!
Акинарцы приглушенно фыркнули и демонстративно повернулись ко мне задом. Васька, покачав головой, принялся обнюхивать заинтересованно присматривающуюся к конопле Ульку. Зырян, вполголоса спорящий о чем-то с Йержем, отчего-то нахмурился, а фей бодро помахал мне вслед лапкой.
— Не задерживайся, Хель. И если что — мы рядом! Только крикни.
Рисьяра я нашла довольно далеко от места эпической схватки. То ли парня дерево туда зашвырнуло, то ли беспамятный вампир сам пытался куда-то уползти, но нашелся он шагах в сорока от злополучной дорожки — потрепанный, всклокоченный, ничком лежащий возле какого-то пня и крепко держащийся за голову, по которой ему сегодня прилетело уже дважды.
Подходить к раненому, находящемуся в беспамятстве кровососу довольно опасно — может грызануть ненароком, поэтому я не стала спешить. Для начала остановилась на безопасной дистанции и тихонько позвала:
— Рисьяр!
Парень не ответил. Но по тому, как дрогнули его плечи, стало понятно — слух у него не пострадал. Руки-ноги тоже не выглядели сломанными, да и крови вокруг было не видать, поэтому я рискнула подойти ближе и снова осторожно позвала: