Весной и летом 1929 г. в танковой школе обучались две группы советских специалистов (5–7 человек на четырехмесячных курсах постоянного состава и 10 человек на шестимесячных курсах переменного состава).
Для укрепления материальной базы приказом Ворошилова от 21 апреля 1930 г. из состава 3-го танкового полка РККА, дислоцированного в Казани, школе был выделен отдельный взвод в составе 5 танков «МС-1»[195].
Заседание в наркомате обороны 3 марта 1931 г., посвященное деятельности совместных предприятий, постановило:
«Наличие в СССР предприятий PB (рейхсвера. – Ю. К.) дает нам возможность следить за развитием техники в Германии и на Западе вообще и перенимать то, что полезно для нас. Они дают нам много ценного в области методики. Поэтому в данное время ставить вопрос о ликвидации предприятий несвоевременно»[196].
В связи с требованиями о расширении работы предприятий как по подготовке советских курсантов и специалистов, так и по проведению опытов, совещание «считало возможным» пойти на некоторые уступки немцам: для облегчения их материального положения взять на себя дополнительные расходы по оплате персонала, предоставлять горючее немцам по себестоимости РККА, разрешить перевозку грузов, предназначенных для предприятий, по военному тарифу.
Для реализации программы школы в Казани штабу Военно-строительного управления было вменено в обязанность организовать ремонт помещений в артиллерийских казармах для размещения курсантов и танковой роты, а для обеспечения работы курсов – расширить полигон.
Ввиду увеличения числа советских курсантов в Казани, в чем советская сторона была крайне заинтересована, немецкой стороне было предложено увеличить количество преподавателей еще на 6–7 человек. Советская сторона брала на себя оплату их работы в рублях. Она в приказном тоне, судя по тексту документа, настаивала на увеличении количества боевых и транспортных машин новых образцов и новых же образцов OB, в частности окиси углерода[197].
В 1932 г. в школе насчитывалось 176 человек учебного и вспомогательного состава (из них 26 немцев), она располагала 5 тяжелыми и 8 легкими танками[198].
В докладе управления механизации и моторизации РККА наркому по военным и морским делам от 14 марта 1932 г. об опыте трехлетней работы отмечалось, что за три года работы объекта прошли обучение около 40 офицеров рейхсвера – будущих командиров танковых войск. В 1929–1930 гг. курсы закончили 10 немецких офицеров, в 1931–1932 гг. – И и в 1933 г. – 9 человек[199].
В начале 30-х гг. танковая школа «Кама» оказалась в аналогичном положении, что и другие объекты рейхсвера на территории нашей страны. Постепенно сокращалось немецкое «присутствие» в школе, свертывалась и программа технических испытаний бронетанковой техники.
Тем не менее, немецкие учебные центры на территории СССР оставались до последнего момента их существования важнейшим звеном советско-германского военного сотрудничества в «рапалльский период».
Кроме трех, названных выше советско-германских военных объектов, следует коснуться еще одного, хотя и не столь заметного, направления сотрудничества.
Взаимодействие в военно-морской сфере
В феврале 1926 г. с частным визитом в Москву прибыл бывший командующий рейхсмарине (Имперским морским флотом) адмирал П. Бенке. Он имел продолжительную беседу с Г. В. Чичериным и Л. Б. Красиным, во время которой рассказал о стратегических целях германского флота в Балтийском море и заверил обоих наркомов в том, что для немцев на Востоке нет иного фронта, кроме «польского», но есть фронт на Западе, поскольку Германия вступила в конфронтацию с теми же силами, которые могут стать противниками и для России[200].
В марте 1926 г. в Берлин прибыла официальная делегация РККА во главе с заместителем наркомвоенмора И. С. Уншлихтом, программа пребывания которой предусматривала и встречу представителей военно-морских флотов. С советской стороны участвовал заместитель председателя военно-морской секции военно-научного общества (ВНО) П. Ю. Орас, с немецкой – начальник Главного штаба флота капитан I ранга В. Левенфельд и его предшественник на этой должности контр-адмирал А. Шпиндлер. П. Ю. Орас выразил желание командования РККФ ознакомиться с опытом Германии по строительству подводных лодок. Он же предложил наладить выпуск новых типов немецких субмарин на предприятиях СССР. Параллельно с этим, по его мнению, можно было бы создать совместное производство сторожевых кораблей и торпедных катеров[201].
Немцы согласились содействовать приобретению необходимого технического оборудования для строящихся кораблей и передаче чертежей. Правда, при этом немецкие представители подчеркивали, что «было бы лучше, если бы Москва передавала проекты своих подводных лодок в Берлин, чтобы здесь вносились необходимые поправки с учетом немецкого опыта»[202]. Результаты переговоров с Орасом были доложены командующему рейхсмарине адмиралу X. Ценкеру, который санкционировал обмен группами научно-технических специалистов, но в части использования немецкой технической документации распорядился «передать русским только такие чертежи и планы, которые можно назвать антиквариатом»[203].
2 июля в Советский Союз с двухнедельным визитом прибыли контр-адмирал Шпиндлер и начальник управления вооружений ВМС Германии капитан I ранга В. Кинцель. 6 июля они были приняты И. С. Уншлихтом. Тот предложил, чтобы немецкие специалисты составили заключения о типах подводных кораблей, необходимых советскому флоту. Он также просил содействия в приобретении РККФ у германских фирм оборудования для подводных лодок, в первую очередь, дизельных двигателей. Последнее пожелание было связано с направлением на Красный Флот трех немецких специалистов-подводников для помощи в строительстве лодок[204]. Из Москвы немецкая делегация отправилась в Ленинград и Кронштадт, где побывала в Военно-морской академии, двух морских училищах, Гидрографическом институте, ознакомилась с подводной лодкой «Батрак», эсминцем «Энгельс», линкором «Марат», а также имела многочисленные встречи с представителями флота.
В заключительной беседе с И. С. Уншлихтом и В. И. Зофом А. Шпиндлер признал, что на советском военном флоте дела обстоят намного лучше, чем они могли предположить, и пообещал найти конкретные направления сотрудничества. Итоги визита были подробно обсуждены и проанализированы и в штабе рейхсмарине, где 29 июля состоялось специальное совещание. Шпиндлер однозначно высказался за сотрудничество с СССР, отметив, что «в Российском военно-морском флоте у руля стоят силы, способные снова сделать флот военным фактором, и есть смысл их поддерживать»[205]. Он предложил в качестве первого шага уже летом 1926 г. пригласить советских офицеров на немецкие морские учения, поскольку сразу же за этим последует ответное приглашение на учения Балтийского флота. Свое выступление Шпиндлер закончил словами: «Если мы без колебания пожмем протянутую российской стороной руку, то, по моему мнению, это даст нам возможность на долгую перспективу очень многое выиграть»[206].
Однако Шпиндлеру противостояла мощная оппозиция в рейхсмарине. В качестве основных контрдоводов выдвигались неясность политического и экономического положения Советского Союза, вероятность того, что германский флот будет больше давать, нежели получать, и, наконец, опасность того, что немцы собственными руками выкуют оружие, которое позже будет направлено против них самих. Поэтому было принято решение установленные с советским военным флотом связи не рвать, но в последующем их и не развивать[207].
