Пока развивалось наступление вермахта, в еще не занятых германскими войсками частях республики продолжались советские репрессии: расстрелы ранее арестованных «врагов народа», аресты, конфискации имущества. Так, в Латга-лии (территория Латвии, прилегающая к белорусской границе) с 23 по 25 июня документально зафиксировано 104 ареста гражданских лиц
{411}. Собственно, такова была практика советской власти в начале войны — при ухудшении обстановки, тем более. При отступлении она санкционировала расправы над неблагонадежными или подозреваемым в нелояльности. Заключенные тюрем в регионах, куда вот-вот должны были вступить немецкие войска, были практически обречены на смерть: эвакуировать их, как правило, не было возможности, да и заниматься этим в хаосе отступления никто не стал бы, — потому они подлежали ликвидации.
Однако репрессии, осуществляемые на советской территории Латвии (территория эта стремительно уменьшалась), не шли ни в какое сравнение с масштабами расправ, учиненных отрядами латышской самообороны: «До сих пор полностью не уточнено, сколько коммунистов и поддерживающих их лиц (выявлении которых было отдано немцами на откуп латышам и к которым можно было отнести любого, не понравившегося им. — Ю. К.) всего было уничтожено во время немецкой оккупации. Но это были тысячи, не считая других жертв»
{412}. Одним из трагических сюжетов начала войны в Латвии стало сожжение деревни Аудрини, жителей которой заподозрили в том, что они скрывают красноармейцев. Всех ее жителей уничтожили гитлеровцы при содействии местных карателей.
По инициативе нескольких бывших министров Латвийской республики, офицеров и политиков, собравшихся в начале июля 1941 г. в Риге в Доме Рижского латышского общества, был создан Центр латышских организаций, который решил предпринять активные шаги для восстановления государственности. Б. Эйнбергс, бывший министр путей сообщения, взял на себя руководство центром, который, как он считал, станет основой будущего национального правительства.
Центр пытался наладить контакты с немецкими учреждениями, перенять на местах власть, издавать газету «Брива земе» («Свободная земля»). Однако вышел всего один номер этой газеты, затем газета была закрыта, редакция разогнана. После чего был организован выход куда более лояльной нацистам газеты «Тевия» («Отчизна»). «Тевия» продолжала выходить до последних дней нацистской оккупации Латвии, став официальным органом печати, контролируемым оккупационными властями. Однако усилия Центра оказались безрезультатными.
Решать дальнейшую судьбу Латвии после ухода коммунистов пытались и те латыши, которые в 1939—1940 гг. бежали в Германию. Вместе с немецкой армией они возвратились на родину. Наиболее заметными из них были связанные с немецкой контрразведкой-абвером военнослужащие независимой Латвии. Еще будучи в Германии, полковник-лейтенант В. Деглавс, полковника. Пленснерс и др. создали группу из более чем 200 человек, которая активно содействовала наступавшему вермахту. Сотрудничество с оккупантами Пленснерс мотивировал тем, что рассчитывал включиться в процесс организации органов управления и в создание сил самообороны Латвии, пусть и под нацистским руководством. Но и такие «вольности» в виде делегирования минимальных управленческих прав латышам, разумеется, в планы гитлеровцев не входили. Комендант Риги полковник вермахта Л. Петерсен 9 июля 1941 г. издал распоряжение, в котором говорилось: «В последнее время отдельные лица самовольно занимают различные должности, самовольно восстанавливают центральные учреждения, существовавшие до большевиков. Подобные действия недопустимы и наказуемы»
{413}. Центр латышских организаций был ликвидирован. Надежды латышей восстановить государственность окончательно рухнули.
В соответствии с ранее разработанными планами нацисты создали свои, оккупационные органы власти — генеральный комиссариат Латвия в Остланде. Возглавил его генеральный комиссар О. Дрекслер. Хотя и было издано распоряжение о создании гражданского управления, в июле-августе 1941 г. в Латвии сохранялось также и военное управление (окончательно гражданское управление переняло власть от военного только в декабре). С 25 августа верховным командующим вооруженных сил Остланда был назначен генерал-лейтенант кавалерии В. Бремер. Он напрямую подчинялся высшему командованию вермахта в Берлине. В распоряжении Бремера была широко разветвленная управленческая и разведывательная служба, сеть комендатур, а также военные части, дислоцированные в Остланде. В задачу Бремера входило обеспечение стабильного функционирования оккупационного режима.
Оккупационные власти создали в Латвии разветвленную структуру управления: гражданские управления, полиция безопасности и СД, жандармерия, учреждения вермахта. Количество немецких чиновников было довольно большим — прежде всего в связи с задуманной немцами колонизацией Прибалтики. Большинство немецких оккупационных учреждении размещалось в Риге, ставшей столицей Остланда. Здесь находился рейхскомиссариат Остланда (900 немецких чиновников) и Латвийский генеральный комиссариат (280 немецких чиновников). В Риге же работали такие учреждения оккупационного режима, как управление пропаганды, представительство экономического штаба «Ост», хозяйственная команда «Рига», центральные органы нацистской партии в Остланде и др.
Спустя некоторое время после окончательного установления оккупационного режима в Остланде некоторые его руководители пришли к заключению, что успешное управление территорией возможно лишь при участии местного населения. Так возникла идея о создании местного самоуправления. Возглавлять латышское самоуправление немцы поручили бывшему командиру Курземской дивизии генералу О. Данкерсу. Самоуправление латышских земель стало называться генерал-дирекцией. В конце 1941 г. генерал-дирекция приступила к исполнению своих функций.
Создание системы самоуправления не было достижением местных латышских политиков, это было инициативой оккупационных властей. Способствовала ее созданию также ситуация на фронте, в частности неудачи немцев под Москвой осенью 1941 г.
Главное руководство латышского самоуправления размещалось в Риге. Здесь оно находилось до сентября 1944 г. и с приближением советских войск было переведено в Лиепаю.
Понимая, что поддержка оккупационного режима со стороны латышей в определенной степени основывается на надеждах возрождения государственности, первоначально германские власти не блокировали публичное обсуждение этой темы. Перманентные обсуждения идеи автономии должны были способствовать еще более интенсивному вовлечению народов Балтии в осуществление нацистских целей. 7 июля 1942 г. О. Данкерс на заседании земельного самоуправления сообщил, что обергруппенфюрер СС Ф. Еккельн дал обещание латышским фронтовым офицерам, что Латвия и Эстония в будущем, возможно, получат культурную и экономическую самостоятельность — у них будет своя валюта, войска, свой представитель в Генеральном штабе Германии: это максимум возможного, и на этот «максимум» латыши смогут рассчитывать, если делом докажут свою преданность нацистской идее «создания Новой Европы». Но управляться они будут наместниками из Берлина. В ноябре 1942 г. генеральный директор юстиции А. Валдманис в меморандуме на имя О. Дрекслера писал, что Германия могла бы разрешить Латвии создать независимое государство по образцу Словакии, получив взамен поддержку в виде мобилизации латышей в легион. А. Валдманис обещал поставить вооруженным силам Германии 100 тыс. человек. Разумеется, это предложение было с раздражением отвергнуто немецкими властями. Однако обстановка на фронте ухудшалась, и обострять ситуацию перед неизбежной мобилизацией попросту не стали. Потому латышскому самоуправлению было заявлено, что «Розенберг же распорядился, чтобы сотрудники «восточного» министерства подготовили предложения Гитлеру, которые бы содержали мысль о предоставлении в будущем Латвии и Эстонии политической самостоятельности под непосредственным контролем рейха и при подчинении ему. В свою очередь Гиммлер подготовил проект, предполагавший нечто среднее между протекторатами Богемии и Моравии и государством Словакия»
{414}.
