— Сильная жажда делает из самого культурного человека зверя, который на все готов пойти ради глотка воды.
— Что-то я не слышал, чтобы ты попросил воду. Вот мой первый вопрос: кто ты?
— У таких, как я, на юге много имен, произносимых вместе с титулами: забавными, пустыми, напыщенными. На любой вкус. Но я уже привык к здешней очаровательно-милой простоте и умоляю вас называть меня просто и без затей: Зиппи.
— Много лишних слов. И тупое имя. В детстве у меня была собака с куда более благозвучной кличкой.
— Ну куда мне до вашей собаки. А почему была? С ней что-то случилось?
— А разве по мне не видно, что я уже далеко не мальчик? Собачий век недолог.
— Мне искренне жаль вашего пса.
— Не надо его жалеть, я сам вышиб ему мозги. Он провинился, его пришлось наказать. Мой второй четкий и ясный вопрос: ты прошел мимо всех часовых, дозоров и просто глазастых солдат потому, что умеешь заглядывать в будущее?
— Не совсем. Я вижу лишь недалекое будущее чужих поступков. Предугадать, что случится в комнате, где нет никого, кроме меня, гораздо труднее, да и не всегда получается. Я не особо выдающийся маг.
— Ты пришел за стражами?
— Нет.
— Давно ты здесь?
— Семнадцать лет.
— Ну, тогда точно не по их души… Зачем вообще сюда заявился?
— Предложить помощь и получить взамен куда меньше, чем предлагаю.
— Насколько ты можешь заглянуть в мое будущее?
— Примерно пятнадцать ударов вашего теперешнего пульса. В особо благоприятных условиях эта цифра может увеличиться раза в три, а то и более.
— Не впечатляет, у меня есть и другие южные маги, они куда полезнее.
— У них нет того, что есть у меня.
— Не спорю.
— Я не о даре видеть следующий момент, он неразвитая пустышка, пользы от него и правда не слишком много. Я о другом своем таланте — о главном.
— И что же ты можешь еще?
— Отделять дух от тела и привязывать его к посторонней живой сущности. Очень удобно, ведь благодаря этому можно проходить через магические заслоны, поставленные против банальных астральных летунов.
— Разъясни.
— Сегодня я наблюдал за вашим боем. Вон, Леон подтвердит, он меня видел.
— Леон, ты видел его?
— Врет.
— Леон говорит, что он тебя не видел. И еще во лжи обвиняет. Такие вот дела.
— Да он просто меня не узнал в этом облике. Я тогда был птичкой в небесах, оттуда открывается прекрасный обзор. Одна проблема: зрение животных и птиц работает иначе, чем наше. Слабодушные маги подбирают для работы те виды, у которых зрительный аппарат отличается не так сильно. А я работаю практически со всеми. Правда, с низшими существами проблемы и у меня возникают. Вы даже вообразить себе не можете, каково это влезть в голову таракана. Просто не узнаете свой мир, глядя на него такими глазами. Ваша любимая кошка, мышонок, выглянувший из норки, ласточка в небе и голубь на ветке — все они могут смотреть на вас с невинным видом, но за их глазами буду стоять я. С передачей звуков чуть хуже, но и с этим можно справиться, вопрос в кое-какой подготовке. Вам интересен такой талант?
— Я слушаю.
— Ваш Леон подолгу летал над позициями войск Директории, рассказывая вам обо всем, что увидел, а вы затем пытались разгадать планы противника, исходя из полученных сведений. Зачем вам такие сложности? В моих силах проникнуть на заседание военного совета или изучить окрестности на три дня пути, в интересных местах выясняя мелкие подробности. И при этом не только видеть, но и слышать: разговоры, приказы, мысли вслух. От меня ничего не укроется. Даже если кто-то заметит того самого мышонка, которого я буду использовать, он ни за что не догадается об истинном положении дел. Северян легко обманывать.
— А если этого мышонка раздавят?
— Мне будет его жаль, очень уж люблю мелких зверушек. Пролью скупую слезу и пойду искать другого.
— Да, такой талант мне интересен. Но я должен знать: почему ты здесь, а не на родном юге.
— Семнадцать лет назад я со своим другом по зову любопытства исследовал предгорья Срединного хребта. Мы загорелись идеей найти гнездовье камнекрылов — по вызывающим доверие слухам, они водятся именно в том районе. Никаких гнезд мы не нашли, зато нашли интересный путь на другую сторону. Не сдержавшись, окунулись с головой в диковинную жизнь загадочных северян. В общем, я задержался здесь на семнадцать лет.
— Вранье. Ты маг, а к магам на юге отношение особое. Твой Дом не потерпел бы столь долгой отлучки, а маги, если понадобится, могут найти где угодно.
— Но ваших стражей ведь не нашли.
— Не больно-то их ищут. К тому же разок находили уже, будет надо, еще найдут. И мне кажется, тебя отыскать так же просто.
— Мои таланты позволяют избегать излишнего внимания. Вы не забыли: я ведь умею заглядывать чуть дальше, чем другие.
— Не сомневаюсь, что твой Дом, как и прочие, знают способы, как избежать подобной проницательности.
— Ну да, маги — те еще затейники. Но дело в том, что я не собственность какого-либо Дома. И я, и мой друг — простые клирики, церковные служащие.
— Ты церковник?
— Волею обстоятельств, а не по убеждению.
Генерал о многом общался с магами, но его интересовали далеко не все вопросы. И потому я, все еще испытывая к Зиппи сильную необъяснимую неприязнь, поспешил его просветить:
— В их церкви много магов. И они тоже умеют искать беглецов.
Зиппи хитро улыбнулся, покачал головой:
— Церковь не так сильна, как думают простофили. Да что там говорить: даже для Великого Дома задача поиска человека за Срединным хребтом может оказаться чересчур сложной. Тратить силы и ценные ресурсы ради такого, как я?
— А мне казалось, что ты о себе высокого мнения.
— Так и есть, я великая личность. Но Домам интересны не личностные качества, а магические силы. У меня они не такие уж выдающиеся, и дальнейшее их развитие затруднено. Я редкий разносторонний маг, а такие почти никогда не добираются до серьезных высот. Мой удел — вечная заурядность.
— Но ты можешь выяснять планы генералов Директории?
— Могу.
— Каковы твои условия? Что хочешь за это?
— Помните, я рассказывал, что пришел сюда не один?
— С другом.
— Вот именно. Ну так вот, он пострадал из-за нашей беспечности. Был схвачен. И вот уже семнадцать лет его держат в заточении, принуждая работать на благо Директории.
— Да я скорее поверю в сказку о дамочке из борделя, которая осталась целомудренной после десятка лет упорной работы, чем в такой бред.
