– В меня стреляй, адское отродье! В меня! – закричал я, вскакивая в окопе в полный рост, дал очередь до опустошения рожка по башне танка, кинул в него гранату-колотушку. Толку от неё не будет – даже не докинул, но привлёк к себе внимание. Башня танка и оружие пехоты повернулись ко мне.
– Опаньки!
Я рухнул на дно окопа. Сверху – взрыв, застучали пули, меня засыпало землёй.
– Медведь! Старшина! Витя! – звал меня голос Мельника.
– Сержант, – заорал я хрипло – земля забила рот, – выполняйте поставленную задачу!
Сам раскопал их пилотки, раскрыл их, сунул в каждую по стеклянной ампуле с мутным напалмом, потом обе запихал в противогазный мешок Кадета, вытряхнув из него всё. Обвязал мешок проводом, чтобы ампулы не бились друг об друга.
– Кадет на месте! – крикнул Мельник.
Я привязал конец кабеля к противогазному мешку, отрезав лишний кабель. Кадет нетерпеливо дёргал шнур. Я дёрнул в ответ, выставил мешок наружу из окопа. Мешок пополз, влекомый кабелем.
– Мельник, следи!
– Старшина! Пушка молчит.
– Сам слышу. Не было бы этого геморроя, если бы она не молчала.
Перезарядил автомат, распихал гранаты по подсумкам и карманам, побежал на четвереньках (иначе не получалось – ход так и не углубили) к огневой артиллеристов. Каждые несколько шагов я выглядывал из хода, стрелял в сторону немцев не прицельно, только чтобы отметить положение мешка с «коктейлем Молотова».
Пушка лежала на боку. Расчёт раскидан по всей огневой. Трое были живы. Двоих быстро перевязал, один – тот самый старшина, был просто без сознания. На нём лежал ещё один, с развороченной спиной – он и принял на себя все осколки снаряда. Спихнул погибшего, облил лицо старшины из его же фляги. Зашевелился. Уже лучше. Как там Кадет?
Отсюда было видно, как Мишка распластался на спине в воронке, споро перебирал руками, оглядываясь ежесекундно. Молодец Мельник – создал вокруг Кадета «мёртвую зону».
– Давай, старшина, вставай! Долг Родине ещё не уплачен!
Командир расчёта только замычал в ответ, но протянутую флягу с коньяком принял, жадно отпил три глотка, вернул. Закопошился, осматривая орудие. Нашу суету враги заметили, пули стали щёлкать по бронещитку орудия. Вдвоём мы перевернули орудие на колеса, одно из которых тут и отвалилось. Пока подставляли «протез» из ящиков, Кадет сжёг танк. Умница! Герой! Танк полыхал, как пионерский костёр, три живых факела бегали подле, а Кадет раненым зайцем прыгал из воронки в воронку, возвращаясь на свои позиции.
– Это он нас убил, – прохрипел старшина, – мы ему колёса отбили, в ленивец попали. А он нас тут же и накрыл.
– Мы ещё живы! Сколько снарядов?
Оказалось – два бронебойных и три – картечь.
– Лупи картечью!
Дробовик калибра 37-мм – это вам не хухры-мухры! Поднявшихся в атаку немцев сметало, как кегли при страйке. Они залегли. И хорошо – картечь кончилась. И мы залегли. Танков и броневиков (целых) перед нами не было. Я вспомнил слова особиста, поднялся над щитком пушки, бегло пересчитал. Девять. Одного не хватает.
По щитку щёлкнула пуля и с рёвом срикошетила вверх. Я спрятался.
– Девять. Нехило мы им дали!
– Что девять?
– Девять танков подбили. И это мы ещё не всерьёз воюем. Заманиваем их.
– Умираем только всерьёз.
– Ты это брось, старшина. Сейчас они нам новые мишени пригонят от моста, отстреляем с тобой снаряды и уходи. Ребят своих заберёшь и уйдёшь.
Старшина хмыкнул, пополз к своим раненым – один пришёл в себя.
Кадет влетел на огневую так же, как и я – на четвереньках.
– Молодец, Михаил! От лица командования объявляю тебе благодарность! Буду просить представить тебя к награде.
– Служу трудовому народу!
– Не ори. И объясни мне, какого лешего ты оставил позицию и припёрся сюда?
– Мельник приказал. Послал проверить, почему орудие молчит.
– Танки ждём. Потому и не отсвечиваем. А ты нас демаскируешь, ходишь тут. Ладно. Иди, Мельнику передай, что у нас всё в порядке. Пусть они с Озеровым пехоту отсекают. У нас ещё два снаряда.
– А потом можно мне сюда вернуться?
– Можно Машку за ляжку и козу на возу. Разрешаю.
Кадет уполз в ход сообщения. Стрельба стихала.
– Что-то мне это не нравится, – пробурчал я. Выглянул из-за пушки. Тут они, немцы, не отходят. Близко – метрах в трехстах залегли.
– Перегруппируются – опять полезут. Слышишь – рычат моторами.
– Что-то они слабовато. Я от них ждал большего.
– Всегда так. Самолетов сегодня нет. А то бы уже бомбили. Они как споткнутся – тут же самолёты налетают, – старшина лёг рядом, достал махорку.
– Как ребята?
– Один очнулся. Нога перебита – идти не сможет. Второй тяжелый. Ты их перевязал?
– Я.
– Хорошо перевязал. Жгуты бы не наложил – уже кровью бы истекли. Где научился?
– «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».
– Стихи? Ты из студентов?
– Нет. Контуженый я. На всю голову.
Я тоже закурил. Приполз Кадет.
– Миша, наблюдай. Только не высовывайся. Ты свой лимит героизма на сегодня выбрал.
– Это ты, сынок, танк этот сжёг?
– Я.
– Спасибо тебе, парень! От всех нас. Отомстил ты за ребят. Я видел, как они горели. Живьём! Так им, вражине!
– А время только к девяти, – я посмотрел на часы. – Я думал уже за полдень.
Охота на мастодонтов
– Рота! К бою! – донеслось далёкое. Я продублировал.
– Кадет, твоя позиция – тот ход сообщения. Пехоту не подпускай. Чаще переползай.
– Понял.
– Ну, старшина, с Богом! – я подтянул к себе оба снаряда, похожих на большие патроны.
Старшина открыл затвор, глянул сквозь него, потом стал выглядывать через прорезь в щитке орудия, крутил маховики.
– Всё! – сказал он, опять ложась на землю. – Ждём. Бить будем в упор, наверняка. Ты, старшина, снаряды-то положи и иди. Я один управлюсь. Пехотой лучше займись.
– Ладно.
Я лёг в край огневой, положил рядом две «колотушки», что были за поясом и мешали. Разорвал пачку с патронами, стал набивать в рожок магазина. Стрельба разгоралась с новой силой. Стали слышны крики на немецком. Я выглянул – танк шел не на нас, правее. За ним бежала пехота. Напротив меня немцы наступали перебежками, но как-то вяло, как сонные.
– А вот и наш клиент! – крикнул я. Танк вырос как из-под земли, пуская клубы чёрного дыма и ревя. Башня его стала поворачиваться, выискивая жертву для себя. За ним, из той же лощинки вылез бронетранспортёр.
