Что же касается меня, то я держался на почтительном расстоянии от всей этой заварухи, хотя я сам создал и Двейна, и его буйство, и весь город, и небо над ним, и землю под ногами. И все же я пострадал — разбил стекло на часах и, как выяснилось немного позже, сломал палец на ноге. Какой-то человек отскочил назад, сторонясь Двейна. И хотя я сам создал и его, он разбил мне стекло на часах и сломал палец.
Не такая это книжка, в которой каждый в конце концов получает по заслугам. Только один человек заслужил побои от Двейна, потому что он был плохой человек. Это был Дон Бридлав. А Бридлав был тот белый газовщик, который изнасиловал Патти Кин, официантку из закусочной Двейна «Бургер-Шеф»: это произошло на стоянке автомашин около спортивного клуба имени Джорджа Хикмена Бэннистера после матча, в котором университет «Арахис» побил «Невинножертвенную школу» в районных состязаниях средних школ по баскетболу.
Дон Бридлав находился в кухне гостиницы, когда Двейн сорвался с цепи. Дон чинил газовую плиту.
Он вышел на минутку — подышать свежим воздухом, и Двейн подскочил к нему. Двейн только что выплюнул кусочек пальца Килгора Траута в Сахарную речку. Дон и Двейн были давно знакомы, так как Двейн продал Дону новый «понтиак» модели «Вентура», про который Дон говорил, что это «лимон». «Лимоном» называли автомобиль, который плохо работал, а чинить его никто не брался.
По правде говоря, Двейн потерял немало денег, заменяя части и приводя в порядок эту машину, чтобы утихомирить Бридлава. Но Бридлав был безутешен. В конце концов он нарисовал ярко-желтой краской на крышке багажника и на обеих дверцах такой рисунок:
А машина, кстати говоря, была испорчена вот чем: соседский мальчишка налил кленового сиропа в бензобак машины Бридлава. Кленовый сироп был такой сластью, которую добывали из крови деревьев.
И вот Двейн Гувер протянул правую руку Бридлаву, а тот, не подумав, взял эту руку в свою. Они сцепились вот так:
Рукопожатие было символом дружбы между людьми. Считалось, кроме того, что по рукопожатию можно определить характер человека. Двейн и Бридлав обменялись сухим и жестким рукопожатием.
Двейн крепко сжал руку Бридлава правой рукой и улыбнулся, словно говоря: «Кто старое помянет…» А потом сложил левую руку во что-то вроде кружки и краем этой кружки врезал Дону по уху.
Таким образом, Дон тоже попал в карету «скорой помощи» — он тоже сидел, как и Килгор Траут. Франсина лежала без сознания, но стонала. Беатриса Кидслер тоже лежала, хотя могла бы сидеть. У нее была сломана челюсть. И Кролик Гувер лежал: лицо у него стало неузнаваемым, даже вообще непохожим на человеческое лицо. Сиприан Уквенде сделал ему укол морфия.
В карете «скорой помощи» ехали еще пять жертв Двейна: одна белая женщина, двое белых мужчин и двое черных мужчин. Трое белых вообще никогда не бывали в Мидлэнд-Сити. Они приехали втроем из города Эри, штат Пенсильвания, поглядеть на Великий каньон — самую большую трещину на планете. Им хотелось заглянуть в эту трещину, но не пришлось. Двейн Гувер напал на них, когда они вышли из своей машины и собирались зайти в бар новой гостиницы «Отдых туриста».
Оба черных служили на кухне в гостинице.
Сиприан Уквенде старался снять башмаки с Двейна Гувера, но и башмаки, и шнурки, и носки были покрыты пластиковой пленкой, налипшей на его ноги, когда Двейн переходил вброд Сахарную речку.
Пропитанные, склеенные пластиком носки и башмаки ничуть не удивили Уквенде. В больнице ему приходилось видеть это каждый день на ногах ребят, слишком близко игравших у Сахарной речки. Уквенде даже специально повесил большие ножницы на стене приемного покоя — срезать прилипшие, склеенные башмаки и носки.
Он обернулся к своему ассистенту, молодому доктору Кашдрару Майазме:
— Дайте-ка сюда ножницы.
Майазма стоял спиной к дамскому туалету санитарной кареты. Никакой помощи жертвам несчастного случая он не оказывал. Все делали Уквенде, полисмены и бригада общественного порядка. А теперь Майазма отказался подавать ножницы.
В сущности, Майазме вовсе не надо было заниматься медициной, во всяком случае, не стоило ему работать там, где его могли критиковать. Он совершенно не выносил никакой критики. И с этой чертой своего характера он никак не мог справиться. Стоило кому-нибудь намекнуть, что Майазма не все делает замечательно и непогрешимо, как он становился никчемным, капризным ребенком — такие всегда дуются и говорят: «Хочу домой!».
Так Майазма и сказал, когда Уквенде во второй раз велел ему найти ножницы:
— Хочу домой!
Как раз перед тем, как Двейн взбесился и спешно вызвали «скорую помощь», Майазму раскритиковали вот за что: он ампутировал ступню у одного черного человека, хотя, может быть, ступню удалось бы спасти.
И так далее.
Я мог бы без конца рассказывать про жизнь тех людей, которые сейчас ехали в карете «скорой помощи», но стоит ли давать столько информации?
Мы с Килгором Траутом одного мнения насчет реалистических романов, где выискивают подробности, словно ищутся в голове. В романе Траута под названием «Хранилище памяти Пангалактики» герой летит на космолете длиной в двести и диаметром в шестьдесят две мили. В дороге он взял реалистический роман из районной космолетной библиотеки, прочел страниц шестьдесят и вернул обратно.
Библиотекарша спросила его, почему ему не понравился этот роман, и он ответил: «Да я про людей уже и так все знаю».
И так далее.
«Марта» тронулась в путь. Килгор Траут увидел рекламу, которая ему очень понравилась. Вот что на ней стояло:
И так далее.
Сознание Двейна Гувера вдруг прояснилось, и он вернулся на землю. Он стал рассказывать, что хочет открыть оздоровительный физкультурный клуб в Мидлэнд-Сити, с аппаратами для гребли и механическими велосипедами, с душами Шарко, солнечными ваннами и плавательным бассейном. Он объяснил Сиприану Уквенде, что такой оздоровительный клуб надо открыть, а потом продать с наценкой как можно скорее.
— Сначала народ просто с ума сходит — кто хочет похудеть, кто сохранить фигуру, — сказал Двейн — Записываются в клуб на всю программу, а потом, примерно через год, у всех интерес пропадает и никто в клуб больше не ходит. Такой уж они народ.
И так далее.
