– Что же у вас такое происходит, граф! Среди бела дня в моей столице пропадают люди…
Потом Николай повернулся и помахал на прощание рукой Антону и Денису. Портал закрылся. На полянке наступила напряженная тишина.
Добрый вечер, господа!
Через полчаса Сергеева и Соколова доставили в кабинет начальника петербургской полиции. Генерал-майор Кокошкин внешне выглядел браво – «слуга царю – отец солдатам». Его не назовешь паркетным генералом – семнадцатилетним портупей-прапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка он участвовал в Бородинском сражении, потом сражался с французами при Лютцене, Бауцене, Кульме, Лейпциге, в 1814 году вошел в Париж. После войны он сделал карьеру на штабной работе и в придворных кругах. В 1830 году Николай I назначил Кокошкина столичным полицмейстером.
На этой должности Сергей Александрович развернулся во всю ширь своей щедрой души. Пользуясь правом ежедневного личного доклада императору, он активно интриговал против своих соперников, продвигал на посты нужных ему людей. Не гнушался и откровенными взятками.
Полицмейстер отчаянно соперничал с графом Бенкендорфом и, казалось бы, всесильным Третьим отделением СЕИВ канцелярии. Скажем прямо, в этом деле он преуспел. Дело доходило до того, что полицейские шпики следили… за агентами Третьего отделения. Один из сотрудников отделения, Максим Яковлевич фон Фок, жаловался Бенкендорфу: «Полиция отдала приказание следить за моими действиями и за действиями органов надзора. Полицейские чиновники, переодетые во фраки, бродят вокруг маленького дома, занимаемого мною, и наблюдают за теми, кто ко мне приходит… Ко всему этому следует прибавить, что они составляют и ежедневно предоставляют военному губернатору рапортички о том, что делают и говорят некоторые из моих агентов».
Зная все это от Шумилина, Сергеев не удивился тому, что Кокошкин стал ломиться напролом и не остановился даже перед тем, чтобы пойти на открытую конфронтацию с графом Бенкендорфом. Только вот зачем все это ему было нужно?
– Здравствуйте, господа, – обратился к ним полицмейстер, – с вами, ротмистр, я уже имею честь быть знакомым. Я полагаю, что вы скоро нас покинете и отправитесь к месту вашей службы. А вот с вами, – Кокошкин, прищурившись, посмотрел на Виктора, – мы, по всей видимости, расстанемся не скоро. Мы будем с вами беседовать. Причем долго, с чувством, с толком и с расстановкой.
– Ваше превосходительство, – попытался было что-то объяснить Соколов, – у меня при себе был документ, подписанный графом Бенкендорфом…
– Документ? – притворно удивился Кокошкин. – Был? А кто его видел? Впрочем, – ухмыльнулся полицмейстер, – мы еще встретимся с Александром Христофоровичем и поговорим с ним о господине, который назвал себя отставным майором Сергеевым… Кстати, господин Сергеев, в каком полку вы служили?
Виктор хотел было сказать – в Селенгинском пехотном, но потом передумал. Хитрый шеф столичной полиции запросто мог отправить своих агентов поискать в Петербурге кого-нибудь из офицеров этого полка, благо сам полк сейчас был расквартирован в европейской части России. Если бы это им удалось, то достаточно было предложить селенгинцам опознать своего якобы сослуживца, чтобы уличить Сергеева во лжи. Поэтому он решил пойти, как говорят уголовники, «в полную несознанку» и не отвечать на вопросы вообще. Он надеялся на то, что пока Кокошкин будет собирать на него компромат, из будущего вернется император Николай I и всех быстро построит по ранжиру.
Виктор промолчал. Кокошкин позвонил в колокольчик и сказал вошедшему в кабинет полицейскому чину:
– Проводи, братец, господина ротмистра в соседнюю комнату. А я побеседую с глазу на глаз с человеком, именующим себя отставным майором Сергеевым.
Оставшись с Виктором вдвоем, Кокошкин помолчал с минуту, потом предложил своему собеседнику присесть на жесткий казенный стул, а сам, взяв со стола пачку каких-то бумаг и перебирая их, стал медленно расхаживать по кабинету.
– Итак, кто же вы, господин Сергеев? – начал снова свой допрос Кокошкин. – И откуда вы прибыли в Санкт-Петербург? – Не дождавшись ответа, он продолжил: – Я навел справки – ни через одну из городских застав в течение последних двух недель в столицу империи не въезжал человек с вашими именем и фамилией.
Виктор усмехнулся. Конечно, откуда у него могла быть подорожная? Не Антоха же ее ему выдал, отправляя в прошлое. Но препираться с Кокошкиным он не стал. Пусть тот расскажет ему еще что-нибудь интересное…
А полицмейстер, начавший закипать, видя нежелание Сергеева отвечать на вопросы, повысил голос:
– Что вы молчите?! Не желаете мне отвечать?! Хорошо, тогда я вас возьму под стражу, и у вас появится время подумать – стоит ли запираться!
Кокошкин снова позвонил в колокольчик и, когда дежуривший в его приемной полицейский чин вошел в кабинет, указал пальцем на Сергеева:
– Этого господина поместить в отдельное помещение и не спускать с него глаз. На его вопросы не отвечать, бумагу и перо с чернильницей не давать. Если захочет что-то сказать мне, сообщить об этом немедленно!
Виктора повели по длинному коридору. В конце его находилась небольшая комната, обставленная очень скромно. Стол, на котором стоял медный кувшин и оловянная кружка, два стула, диван, точнее топчан, застеленный шерстяным одеялом, подушка. На окне стальная решетка, на прочной дубовой двери – крепкий засов снаружи.
– Еду вам будут приносить сюда, – сказал сопровождающий Сергеева полицейский, – а если захотите выйти по нужде – постучите в дверь. Надеюсь, что вы будете вести себя благоразумно, – добавил он.
Дверь захлопнулась, лязгнул засов. Виктор прилег на диван и задумался. Похоже, что господин Кокошкин решил поинтриговать против графа Бенкендорфа. И оружием интриги должен стать он, Виктор Иванович Сергеев, 1955 года рождения, гражданин Российской Федерации и пенсионер МО. Просто фантасмагория какая-то! Ну что ж, будем поглядеть.
Мысли в голове стали путаться, и он сам не заметил, как заснул, и преспокойно проспал до самого утра. Разбудил его лязг засова. Вошел полицейский с подносом в руках. Он принес завтрак – тарелку пшенной каши, заправленной постным маслом, два толстых ломтя черного хлеба, стакан крепкого чая и к нему ломоть белого хлеба.
«Скромненько, но вполне съедобно, – подумал Сергеев. – В армии порой приходилось питаться и похуже».
Терпеливо дождавшись, пока арестант поест, полицейский предложил Виктору сходить в «кабинет уединения». Таковым оказался чуланчик, больше смахивающий на обычный дачный сортир. Вместо пипифакса для посетителей был приготовлен тазик с водой и мокрой тряпкой.
Оправившись, Виктор вернулся в комнату-камеру, и до обеда уже никто его больше не беспокоил. А после обеда он снова был вызван на допрос к полицмейстеру. На этот раз Кокошкин был настроен более решительно. Он стал угрожать Сергееву каторгой и сибирскими рудниками, если тот не расскажет ему: кто он, откуда и зачем приехал в Петербург. Виктор понял, что у генерала что-то не срослось, и тот сильно нервничает.
