Темескира, личные покои Ипполиты.
Одновременно с заседанием Государственного совета
– Знаешь, Анюта, я, наверное, плохая императрица, – сглотнув, произнесла владычица амазонок.
– Что вы, ваше великолепие, как вы можете так говорить?! – прощебетала ее камер-фрейлина.
– Да не надо этого, – махнула рукой Ипполита, – расспроси-ка у сестры как-нибудь! Неужто она тебе не рассказывала, какая я дура?
– Ирина всегда восхищалась вами! – В глазах Анны Снежнецкой светилась преданная любовь.
Юная камер-фрейлина была единственной, кто сейчас присутствовал в императорских покоях. Все прочие в ужасе забились по углам в ожидании не то дворцового переворота, не то бури монаршего гнева.
Вид у государыни был явно непарадный. Растрепанные волосы, небрежно перехваченные банданой, незастегнутая кофта на голое тело, потертые камуфляжные брюки…
Закатанные до локтей рукава позволяли видеть татуировку: крылатое создание – наполовину женщина, наполовину птица, уносящая в когтях красивого изящного юношу с лирой в руках: память о закидонах ранней молодости, когда Ипполита была всего лишь лейтенант-командором Особой эскадры.
Перед императрицей стояла початая бутылка джина – самого крепкого, который изготовлялся в пределах Амазонии, и простой стакан с этим напитком. Ей, по ее собственным словам, требовалось успокоить нервы.
– Паршивая я императрица, правду сказать, – горько усмехнулась Ипполита. – Хуже не придумаешь, когда от тебя бегут подданные. Особенно – твои дети.
Сейчас она вспоминала свою жизнь за последние восемнадцать лет.
Бесконечные государственные дела – в основном те, которые мог бы решить любой из ее министров. Запутанные, но такие, в сущности, пустые интриги в Государственном совете, которые она с наслаждением проворачивала, принимая вызовы оппозиции.
Оргии, которые она время от времени закатывала, в гареме и вне его, оттягиваясь на полную катушку.
Для всего находилось время. А вот для Милисенты…
Ну и чего она добилась за эти годы? Какие-такие великие дела совершила?
Должно быть, она и впрямь не была рождена для короны.
Ей бы заседать в этом самом Государственном совете, разъезжать по империи, приглядывая за порядком, выполняя волю настоящего монарха. А еще лучше – стоять за штурвалом крейсера или линкора, водить эскадры и флоты.
Пожалуй, она бы охотно отреклась от престола сразу при вступлении на него, в пользу одной из младших сестер.
Но – не судьба. Обе ее младшие сестры к тому времени так нелепо погибли… Погибли в один и тот же год.
Илона разбилась во время очередных космических гонок, по глупому лихачеству отключив автопилот. Мариелена – тут, на Амазонии, катаясь в Янтарном море на яхте, по пьяному делу перевернула судно кверху килем и утонула вместе со всей компанией приятелей…
Именно после этого Ипполиту именным указом выдернули с флота и буквально заперли во дворце.
Признаться, она тогда надеялась, что, когда племянницы подрастут и Ипполита XI малость успокоится насчет наследования престола, ей вновь разрешат вернуться к старым товаришам и любимому занятию. Она ведь не знала (да и никто еще не знал), что матушка уже больна одной из тех болезней, с которыми даже современная медицина ничего не может поделать…
Так что ей еще пришлось заниматься воспитанием пяти племянниц.
Может, именно поэтому она и упустила что-то в Милисенте, чего-то вовремя не разглядела.
Но как дочь могла – ведь ее ждала всего-навсего ссылка! Саму Ипполиту XII мать, помнится, не гнушалась лично пороть и после куда меньших скандалов.
И она всего лишь, почесав мягкие места, вставала и отряхивалась…
Теперь пришла расплата. И вот сейчас там, в километре отсюда, обсуждают ее дочь, которой, может статься («Нет, Великая Мать, только не это!!!»), уже нет в живых!
А она вместо того, чтобы явиться туда в парадном мундире и мантии и разогнать этих свихнувшихся на интригах баб к такому-то папаше, сидит тут и даже не в силах смотреть, что там творится… И тянет это пойло!
Погрузившись в подобные мысли, Ипполита не вполне поняла робкое высказывание Анны, выделив лишь ключевые слова «не надо» и «пороть».
Вначале она хотела было сказать, что пусть только Милисента вернется, и ее не только никто и пальцем не тронет, но ей все простят…
А потом вдруг словно ледяное дуновение обожгло ее.
…Пара минут, в течение которых Анна Снежнецкая была крепко схвачена за руку и коротко допрошена, а затем перстень, приложенный к идентификатору консоли, и нажатие ряда клавиш.
– Канцелярия? – сухо осведомилась Ипполита. – Текст указа о принцессе – мне на терминал.
С минуту она вчитывалась в возникшие на экране строки, чувствуя закипающее в груди желание высадить в ни в чем не повинный монитор полную обойму бластера.
Кто?! Кто посмел?! Кто осмелился изготовить эту фальшивку, из-за которой ее дочь решилась на побег?!
Нечеловеческим усилием она сдержала вопль ярости, загнала внутрь закипающую лаву готового пробудиться вулкана.
К счастью, Анна – и без того изрядно струхнувшая – не видела обращенного к экрану лица императрицы, в противном случае немедленно удрала бы куда глаза глядят.
– Передайте изображение подлинника, – распорядилась Ипполита, со стороны слыша свой голос – на удивление холодный и бесцветный.
Пока жалко суетящаяся, как потревоженная старая мышь, генеральный архивариус канцелярии искала подлинник, Ипполита думала, что ей делать дальше.
Спокойно и собранно она решила про себя, что того, кто всё это организовал, она собственноручно убьет и злоумышленник успеет пожалеть, что вообще родился на свет.
Перед ее глазами очень ярко и живо встало зрелище искаженного нечеловеческими муками лица Элеоноры де Орсини, лишившейся своей знаменитой на всю империю красоты, ладони явственно ощутили тяжесть пыточных клещей, а ноздри – запах горящей человеческой плоти.
Но вот наконец бланк именного указа с гербом лег перед камерой, и она механически включила увеличение.
Не может быть… Всё верно – порка, разжалование (Великая Матерь – что за бред!)… Ниже – все обычные знаки подтверждения подлинности, сертификат автоматической проверки почерка…
Но… как?!!
И тут она вспомнила всё. Вспомнила момент, когда, занятая мыслью о красавчике-найденыше, небрежно водила пером по бумаге, вспомнила, как так же небрежно смахнула два оставшихся бланка в ящик стола, не думая ни о чем, кроме…
Встав, она отодвинула ящик. Да, так и есть – оба бланка – на стражницу и на де Сент-Люсия, лежат на месте и ждут ее резолюции.
Выходит, всё из-за нее, из-за того, что, увлекшись мечтами об очередном самце, она подписала не ту бумагу?!
