— Да, мы только потеряем время. Их следы занесло снегом. Лучше вернуться домой, скоро стемнеет. Ты заметила? Бутылки-то наши, мне знакомы этикетки. Я сам покупал это пиво и вино в Перибонке.
— Должно быть, Киона принесла их сюда еще давно. Я отругаю ее, обещаю.
Тошан с досадой пожал плечами.
Возвращение далось им быстрее, поскольку они шли по протоптанной дорожке. Когда подошли к саням, Эрмин мягко принудила мужа сесть. Он недоуменно подчинился. Тут же, устроившись рядом с ним, она поцеловала его в губы. Он сдался, ответив на ее поцелуй, становившийся все более страстным.
— Мин, дорогая, но не здесь же!
— О да, здесь…
— Но ты замерзнешь!
— Вспомни о нашей поездке к скиту Сент-Антуан и о нашей свадьбе. Вспомни о нашей первой брачной ночи в окружении вековых лиственниц. Мне тогда не было холодно.
Чтобы доказать ему силу своего желания, она сняла рукавицы и просунула руку между его крепкими мускулистыми ляжками. Ее тонкие проворные пальчики принялись гладить ту часть его тела, которая, как она знала, реагирует быстрее всего. Тошан заворчал от удовольствия, подбадривая ее настойчивым взглядом.
— Ну что, теперь хочешь? — прошептала она ему на ухо.
— О да, очень!
Испытывая безудержное желание, Эрмин расстегнула ремень мужа и принялась за пуговицы на брюках. Ей не терпелось ощутить тепло его кожи, контакт с его пенисом.
— Я люблю тебя, понимаешь? — пробормотала она. — Я так люблю тебя!
— Мин, Мин, милая! — задыхался он.
В следующую секунду он уже стонал. Она на миг прервалась, чтобы мягко подтолкнуть его к спинке, на которую он откинулся. Они снова поцеловались, бурно, неистово, слившись с окружающим их безмолвием, белым и пушистым. Тошан инстинктивно приподнял одеяла и обернул ими свою жену.
— Подожди! — тихо попросила она. — Подожди, любимый!
Он решил, что она сейчас будет снимать панталоны, которые носила под длинной шерстяной юбкой, но с изумлением обнаружил, что на ней только чулки.
— Но… — задохнулся он, — на тебе нет даже трусиков? Мин, ты что, знала заранее…
— Да, как только я предложила поехать с тобой, я уже думала о лучшем способе утешить тебя, — со смехом призналась она. — Тошан, ты должен знать, я люблю тебя всем своим существом. Я считаю очень важным сказать тебе это именно сегодня и хочу, чтобы ты вспоминал об этом всю нашу оставшуюся жизнь. Ты по-прежнему нравишься мне, так же сильно, как в тот зимний вечер, когда ты катался на коньках за зданием магазина. Наша любовь родилась под знаком зимы. Я думала об этом только что, сидя здесь одна. А ты был так близко от меня! И только мой!
Она встала над ним на колени, коснувшись его напряженного пениса своим цветком из плоти, розовым и шелковистым, восхитительно горячим. Он выгнулся, чтобы лучше войти в нее, затем она сама повела игру, умелая и томная наездница, плавные движения которой довели его до наслаждения быстрее, чем ему хотелось бы. Эрмин прочла на восторженном лице своего мужа приближение оргазма. И тогда она отдалась во власть сладострастного безумства, которое до сих пор сдерживала, и очень скоро он с блаженством ощутил, как сокращаются ее интимные мышцы. Их губы, дрожащие, но ненасытные, снова встретились для долгого поцелуя.
Собаки не шелохнулись во время их объятий. Но сейчас они принялись обеспокоенно подвывать.
— Мин, дай я посмотрю, что там происходит! — воскликнул Тошан.
Он быстро вскочил, застегнул ремень и надел меховые рукавицы. Эрмин поспешила привести себя в порядок.
— Там кто-то есть? — с любопытством спросила она.
— Да, непрошеный свидетель! — усмехнулся красавец метис. — Посмотри-ка вон туда…
Он показал ей на что-то рыжеватое, мохнатое, неподвижно замершее возле пня. На морде животного красовалась черная «маска», оттенявшая блеск его черных глаз. Ощерив желтые клыки, зверь молча смотрел на них.
— Американский барсук! Лесной дьявол! — произнес Тошан с опаской и уважением.
Прижавшись к нему, Эрмин с интересом разглядывала зверя. Он не стал долго задерживаться и вскоре исчез из виду под громкий вой собак.
— Наверное, нелегко ему приходится зимой! — заметила она. — Нам-то повезло, у нас есть красивый теплый дом и запасы еды на несколько месяцев.
— Да, ему придется выживать, разоряя ловушки охотников и пожирая падаль. Это ловкий хищник, но в это время года дичи мало. Ты права, Мин, нам повезло. Не то что некоторым.
Она поняла, что он думает о Делсене и его дяде. Поскольку ее мысли были о том же, она взволнованно потерлась щекой о плечо мужа. Он развернулся и пылко обнял ее.
— Я никогда не забуду это Рождество, — прошептал он ей на ухо. — Это было… как тебе сказать? Хоть и спланировано, но так необыкновенно, моя прекрасная дикарка!
Они снова самозабвенно поцеловались, не замечая, что снег перестал падать и небо на западе окрасилось в пурпурные тона.
— А теперь пора домой! Это наша зима, Тошан, самая прекрасная зима из всех, что мы проводили на берегу Перибонки.
* * *
Атмосфера в доме, который молодая пара покинула два часа назад, была спокойной. Лора сказала, что хочет прилечь после обеда, но на самом деле ее расстроило дезертирство Эрмин, на которую она теперь дулась. Шарлотта и Людвиг тоже отдыхали в своей комнате, плотно закрыв дверь, поскольку Адель и Томас в кои-то веки уснули одновременно.
В большой комнате Одина, Жослин и Мукки играли в карты — нечто вроде импровизированного покера с фасолинами вместо монет. Лоранс рисовала, пристроившись за краем стола, в то время как Киона и Мари-Нутта развлекали Констана, сидя с ним на красном ковре под рождественской елкой.
Кроме реплик игроков в комнате слышалось лишь привычное потрескивание поленьев в камине. Мадлен в это время общалась с приемной дочерью в своей комнате, вдали от любопытных ушей.
— Акали, пока не вернулся мой кузен, я хочу задать тебе несколько вопросов, — строго начала она. — Мне очень не нравится история с пропажей собаки. Надеюсь, ты не помогала этому Делсену!
— Нет, мама, уверяю тебя.
— Есть кое-что посерьезнее. Киона обмолвилась Эрмин, а та передала мне, что Делсен очень тобой интересуется. Он твой ровесник, Акали. Скажи, он приставал к тебе? Делал что-либо непристойное по отношению к тебе?
Девочка стыдливо опустила голову и расплакалась.
— Он пытался меня поцеловать. В тот вечер, когда влез в окно, чтобы взглянуть на рождественскую елку. В коридоре было темно, и он обнял меня за талию. Он просто коснулся своими губами моих. Я оттолкнула его, мама, клянусь! Он плохой, бабушка Одина права. Но я тоже плохая!
Растроганная, Мадлен усадила Акали на кровать и нежно обняла.
— Прости меня за этот допрос. Я просто хотела знать правду, ничего больше. Почему ты называешь себя плохой? Я знаю, с тобой делали ужасные вещи в пансионе. У тебя украли детство, твою невинность, мне очень жаль. Но ты не должна считать себя плохой из-за этого.