Эрмин спрятала лицо в ладонях. Ее сердце отчаянно колотилось в груди, а перед глазами вставали яркие образы, связанные с ее другом, братом. «Помню, он тайком повел меня смотреть на волков на холме: их вой мы слышали по вечерам. Я жаловалась, что замерзла и проголодалась, дело было зимой… А эти его милые шуточки с доброй улыбкой! Он заботился обо мне, он был моим защитником. Жозеф планировал нас поженить, чтобы из семьи не ушло ни доллара от моих будущих выступлений. Симон, мой милый Симон! Он обожал кино и был бы счастлив увидеть меня на экране!»
— Мадам Дельбо… о, простите, Эрмин. Что мы будем делать? — настаивала Андреа. — Вы согласны — Жозеф никогда не должен узнать о том, что его сын, которым он так гордится, был гомосексуалистом?
— Тем не менее ему нужно показать это письмо.
— Да, но не все письмо целиком. Сегодня утром мне пришла в голову одна мысль. Я могла бы его переписать, убрав отрывки, которые способны шокировать любого приличного человека. Затем какое-нибудь надежное лицо перепишет его еще раз. Жозеф узнает, как погиб его ребенок, ничего более. Я не смогу изменить свой почерк. Полагаю, мой муж также знает и ваш?
— Разумеется! Я несколько лет жила у Маруа и часто им писала.
Она размышляла. Симон наверняка предпочел бы держать своего отца в неведении о своих противоестественных наклонностях. К тому же Андреа была права: крайне консервативный Жозеф испытает настоящий шок, если прочтет эти строки.
— Возможно, Тошан согласится на этот подлог, — предложила она усталым голосом. — Он был в курсе проблем Симона. Он даже сказал мне по этому поводу, что индейцы не осуждают таких людей.
— Разумеется, у них же отсутствуют нормы нравственности!
— Ошибаетесь, Андреа, у них есть и законы, и принципы, но гораздо более гибкие и милосердные, чем наши. Но к чему все эти дискуссии! Нужно пожить с ними и научиться их слышать, дабы осознать, что они, вероятно, более развиты, чем мы.
Чувствуя себя выбитой из колеи, Эрмин встала. Ее сердце сжималось от ощущения пустоты и безмолвия, когда она думала о Симоне.
«Я никогда не узнаю, что он пережил в Бухенвальде. Успел ли он познать любовь? Получил ли хоть немного нежности?»
— Я подержала конверт над паром, — внезапно принялась объяснять Андреа. — Адрес отеля я оставлю, но не стану указывать имя отправителя: Жозефу необязательно знать, что этот мужчина будет находиться в Нотр-Дам-де-ла-Доре. Это не так далеко от Роберваля, можно доехать на поезде. Представьте, что случится, если мой муж захочет с ним встретиться! Все наши труды пойдут насмарку.
Ее перепуганное лицо вызвало у Эрмин раздражение.
— Наши труды? Не впутывайте меня в это дело, — холодно сказала она. — И вообще, Андреа, почему вы обратились за помощью? Вы могли бы просто сжечь это письмо, раз так боитесь последствий. Зачем вы дали мне его прочесть?
— Я не могла одна принять такое важное решение. И я доверяю вам, зная, как вы добры и тактичны. К тому же когда-то вы были частью этой семьи.
Эрмин кивнула, согласившись с обоснованностью доводов, затем протянула письмо Андреа.
— Делайте, как задумали, я поговорю об этом с Тошаном. Но поторопитесь, мой муж завтра уезжает в Перибонку.
— Спасибо, о, спасибо, Эрмин, вы настоящий ангел! Побегу скорее домой. Я ускользнула, воспользовавшись визитом этого историка. Жозеф был так счастлив поболтать с ним! Я забегу к вам сегодня вечером, перед ужином.
С этими словами Андреа Маруа направилась прочь своей походкой вразвалку — при каждом шаге размашисто колыхались ее более чем пышные формы.
Эрмин некоторое время смотрела ей вслед, затем повернула к Маленькому раю.
«Еще два часа назад я была на седьмом небе от счастья рядом с Тошаном. Мы плавали нагишом в реке, наслаждались друг другом, но появилось это письмо и напомнило мне об ужасах войны, всех этих смертях… Господи, почему? — думала она. — Я сама поеду в Нотр-Дам-де-ла-Доре и расспрошу этого Марселя Дювалена. Да, я поеду туда, как только вернусь из Квебека. Возможно, он расскажет мне больше о Симоне. Пусть я одна буду знать о том, что ему пришлось пережить. Меня это не пугает, я обязана это сделать ради памяти моего старшего брата, как он себя называл».
По ее щекам текли горькие слезы. Словно отражая ее печаль, небо внезапно потемнело, большие серые тучи затянули небесную лазурь. Несколько минут спустя разразилась гроза.
Глава 6
Встречи
Поезд в Квебек, суббота, 27 июля 1946 года
Эрмин смотрела на пейзаж, проплывающий за окном, но не видела его. Поезд покинул вокзал Роберваля уже больше двух часов назад и теперь в хорошем темпе мчался через лес. Она впервые ехала в поезде одна, испытывая смешанное чувство восторга и тревоги. «Я была в таком же состоянии в самолете, когда летела во Францию, — взволнованно подумала она. — И никого не было рядом, чтобы протянуть руку, успокоить».
Она бросила растерянный взгляд на пустое сиденье рядом с собой, места напротив также были свободны. Если бы все пошло, как она задумала, сейчас здесь сидела бы ее драгоценная Мадлен, развлекающая Констана, или даже Тошан.
«Я должна этим воспользоваться, чтобы отдохнуть и расслабиться, — подумала она. — Мои дни в Квебеке будут загружены: репетиции, выступления и хлопоты по маминым делам. Она правильно делает, что продает квартиру на улице Сент-Анн. В будущем я смогу останавливаться в отеле. Мне это выйдет дороже, ну и пусть».
Эрмин на несколько секунд прикрыла глаза, чтобы вспомнить лица и улыбки всех тех, кого так любила. Накануне, почти в это же время, она провожала мужа, отправляющегося на большом белом корабле из Роберваля к пристани Перибонки. Мукки поцеловал ее несколько раз с детской улыбкой, хотя был выше ее на полголовы. Констан, зачарованно следящий за полетом чаек, почти не заметил расставания. Мадлен держала его на руках, и хотя ее лицо было спокойным, наверняка она больше всех страдала оттого, что оставляет Эрмин одну.
«Все сложилось хорошо! — успокаивала себя молодая певица. — Констан сможет играть с дочкой Шарлотты, а Тошан наконец-то приучит его к себе. Я бы предпочла, чтобы близняшки тоже поехали в Перибонку, вместе с Кионой. Почему все-таки девочки пожелали остаться в Валь-Жальбере?»
Эрмин даже не догадывалась, что сама стала причиной этого решения и что все три девочки были заодно, готовя ей необычный подарок. Лоранс тщательно прятала свои первые наброски, а Мари-Нутта, обычно болтливая, стойко держала язык за зубами.
«Надеюсь, они не наделают глупостей. Я строго наказала им не бегать по улицам поздно вечером, но папа вряд ли сможет за ними уследить. Надо же, совсем забыла, сегодня ведь Мартен Клутье должен прийти к нам на чай со своей гитарой. Бедный, ему придется выдержать натиск маминого кокетства».
Эти мысли вызвали у нее улыбку, в тот самый момент, когда в купе вошел мужчина. Ощутив его присутствие, она быстро открыла глаза.
